Евгений Ермошко - Книга Петра

Инсомния

Потребовалось не меньше двух дней, чтобы наконец она смогла встать и не почувствовать головокружение. Тошнота прошла, но врач, осматривавший ее этим утром, все равно прописал ей постельный режим. Ее мать, не отходившая от нее все это время, к вечеру сама почувствовала усталость и придремнула на соседней кровати. Один раз к ней заходил Артур, но Елизавета Павловна не пускала никого, кроме отца и врачей, сетуя на плохое самочувствие дочери и нужду в покое. Так она, в принципе, поступала и раньше, даже тогда, когда Инсомния была в здравии и полна сил. По ее мнению, все ее ухажеры не подходили ей и были либо из неинтеллигентных семей, либо не одарены умом, что она заключала из их речи или зрительного образа. «Ты не должна выбирать из этих оболтусов, разгильдяев и студентов в подранных джинсах, ты достойна большего», – говорила она Инсомнии. После чего ей оставалось лишь взяться за книгу или открыть пианино. Почти тотальный контроль всей ее жизни. Только так она могла назвать все это. Но ей она никогда не перечила. Напротив, она у нее вызывала лишь восхищение и уважение. Хотя иногда ей и хотелось вырваться из ее клетки. Так и сейчас, когда все могли спокойно покинуть пределы субмарины и выйти на свежий воздух, ей приходилось оставаться в крошечной каюте, где и развернуться-то толком было нельзя.

Из кратковременных бесед с родителями она узнала, что виной их кораблекрушению послужил небывалый метеоритный дождь, вызвавший цунами. Отец ей рассказал, что им очень повезло, что субмарина не врезалась ни в один из домов на своем пути и осела на крыше одного из отелей. Город, в который их принесло огромной волной, был ей знаком. Сюда они не раз приезжали, когда у отца были конференции, и они наслаждались всеми прелестями удивительного уголка под названием Сочи.

Тихо встав, практически не издавая ни единого звука, Инсомния взяла туфли в руки и осторожно прошла мимо задремавшей матери. Во вспомогательных отсеках жилых помещений практически никого не было. Пройдя дальше, она заметила, как два упитанных повара на камбузе умело орудовали кухонной утварью, то и дело что-то перемешивая в жестяных кастрюлях. От запаха жареной рыбы свернуло желудок. Два дня она практически ничего не ела. Поднявшись по железной лестнице к рубке, ее лицо обдул свежий теплый ветер. Почувствовалась свобода. Все тело стало легкое, как перышко. Небо было усеяно бархатными пушистыми облаками. Снизу донеслись голоса. Большая часть пассажиров, как оказалось, загорала, другие играли с детьми, третьи просто, разбившись на группы, вели какие-то беседы. Инсомния спустилась на крышу и растворилась в общей массе, облокотившись на одну из перил.

Город, который она увидела, уже не был таким, как раньше, и напоминал какую-то затерянную Атлантиду. Бетонные развалины и покачнувшиеся строения, разноцветные пластиковые обломки, выступающие из-под воды, и покореженные автомобили на дне, с не успевшими покинуть их пассажирами. На нее снова нахлынул приступ тошноты, и она отвернулась, едва сдержав рвотный рефлекс. Боковым зрением она заметила, как к ней кто-то идет. Усердно выглаженная синяя рубашка с матросским воротником и не менее аккуратные штаны придавали ему оттенок строгости и требовательности. Но лицо говорило об обратном, скорее добродушное и простое, нежели серьезное и грозное, не миловидное и привлекательное, но и не отталкивающее. Короткостриженый, среднего роста, он ровной военной походкой все ближе подходил к ней.

– Так быстро оправились, я думал, не увижу вас еще долгое время, – начал Артур.

– Врач прописал мне постельный режим еще по меньшей мере на неделю, но я не могу больше находиться в этой консервной банке, да и к тому же мое любопытство всегда берет верх.

– Согласитесь, завораживающий вид… Хотя, наверно, вряд ли вы ожидали увидеть именно это после такой изнурительной поездки.

Инсомния вспомнила слова отца о том, что мир уже не будет таким, как прежде.

– Вы правы. Это ужасает. Абсолютно мертвый город, только развалины и мертвая тишина. Я помню его шумным и суматошным, необыкновенной красоты. Как это могло случиться?

– Думаю, та волна, по вине которой мы здесь, и принесла вместе с собой катастрофические разрушения. Но есть и хорошие новости: за то время, пока вы отсутствовали, вода опустилась на три метра, а это значит, что мы скоро сможем начать свой путь в нашу точку назначения. К счастью, нас вынесло не так далеко от нее.

– Отец говорил мне о ней, но только поверхностно, ничего конкретного.

– Я тоже о ней почти ничего не знаю. Только то, что это вынужденная мера, ну, знаете, когда совсем некуда податься.

– Видя этот погибший город, наверно, это так. Но неужели так везде? Не могла же эта волна прокатиться через весь материк?

– Нет, конечно, не могла, но вспомните, сколько дней мы дрейфовали в море и как нас шатало из стороны в сторону. К сожалению, мы пока не знаем, почему не отвечают на наши сигналы другие города, поэтому лучшее решение – отправиться в безопасное место и разобраться во всем там.

– Место, о котором никто не знает. Последний вариант. И куда же мы пойдем?

– Уверяю вас, те, кто собрал нас всех пятого мая и посадил на эту субмарину, знают, куда идти. Я думаю, все это готовилось не один день. Может быть, даже планировалось долгие годы.

– Инсомния! – сзади раздался недовольный голос матери.

– Мне пора идти. Кстати, я даже не успела поблагодарить вас, вы же спасли мне жизнь.

– Это лишнее. Идите и набирайтесь сил, скоро они вам понадобятся.

…Мать была недовольна. Но не ругалась и не упрекала ее за столь детский поступок. Хотя это ее лицо она знала. Негодующее и ворчливое, готовое в любой момент выплеснуть на нее все то, что внутри бушевало и горело. Разразиться бушующей бурей. В такие моменты лучше помалкивать или вообще уйти куда-нибудь подальше. Но только не здесь. Из крохотной каюты никуда не деться.

Иногда она рассуждала: почему ее отец выбрал именно ее? Такие разные: он рассудительный и всегда спокойный, иногда даже чересчур, она красноречивая и экспансивная, местами заносчивая, но тоже, как и он, не из простой семьи. Их родители все благополучные и имеющие немаленькое состояние, с имениями по всему миру, но такие же незаметные, как и их дети. Наверняка тоже со своими потаенными секретами, о которых никто никогда не узнает. Неодаренной свою мать Инсомния никогда не считала, но и понимала, что тягаться умом с отцом тоже не было в ее силах. Поэтому она никогда с ним не спорила, понимая, что он все равно окажется прав. А может, потому что любила. Отец же всегда был к ней холоден, уделял ей столько времени, сколько было необходимо, чтобы сохранить семью. Хотя упрекнуть его в этом было нельзя – он практически всегда работал, всегда был в движении.