Элиз Вюрм - Всё остаётся тебе

Она тоже была такой… когда-то, а потом потеряла себя! Когда он читал ей свои стихи, она себя вспомнила – она была им восхищена – «На троне он сидел, / Погасшая звезда»!

Су Хён вдруг поняла, о чём они, эти стихи: звёзды не умирают сразу – агония может длиться тысячи лет! И это самое страшное, что умираешь не ты, а что-то в тебе – с этим можно жить годами!

Она посмотрела в окно, на старый кинотеатр, который виднеется, казалось, отовсюду, как маяк. Она любит кино, – ходить в кино, можно… прожить другую жизнь! Необязательно лучше, просто другую…

Лючио читал – все притихли, маленькие дети и большие.

Су Хён захотелось уйти – её часто охватывает это смутное противоречивое желание. Куда уйти? Зачем? Почему? Она не знает.

У него были длинные ноги – очень, невообразимо, длинные! Ноги были обуты в казавшиеся тяжёлыми, ковбойские сапоги с мощными тупыми носами…

Он поднял голову – их глаза встретились, из всех глаз, их глаза. У него был прямой немигающий взгляд как у хищной кошки. Он не сводил с неё глаз. Она застыла – Су Хён застыла. Странное чувство полной неподвижности, словно её обескровили. Только сердце билось, билось, казалось, в ушах – оглушительно!

Он отвёл взгляд. Всё прошло. Как будто невидимая рука, сжавшая её горло, отпустила (или ослабила хватку?).

Аллилуйя

Он ждал.

Самая человеческая из всех земных страстей – Ожидание, посетила его!

Он вдруг вспомнил то, что давно забыл: как это, быть человеком… Быть человеком – это значит ждать, чего-то, кого-то, а может, от кого-то…

И Лючио ждал Су Хён.

Ждал от неё, что она выйдет из здания образовательного центра, и они встретятся!

Джефф Бакли пел в его наушниках «Hallelujah», Джефф пел:

Ты видел, как она купалась в небосводе,

Её красота и лунный свет поразили тебя.

Она привязала тебя к кухонной табуретке,

Она разрушила твой трон и обрезала твои волосы,

И сорвалось с твоих губ: Аллилуйя!

Аллилуйя, аллилуйя…

Аллилуйя, аллилуйя…

– Да, – Подумал он. – Аллилуйя… Аллилуйя Ожиданию!

Он вдруг понял, что ожидание – это сама жизнь, это – чувствовать себя живым! И не одиноким.

Лючио сидел на скамье у здания образовательного центра. Эта осень показалась ему пожаром – пожарами, то золотым, то красным – всё горело!

Он вспомнил глаза Су Хён – её взгляд, каким она смотрела на него в библиотеке… Ему стало страшно. Страшно от мысли: не перестал ли он понимать людей? Как они думают?! Что они думают?!

Су Хён смотрела на него, и он почувствовал её беззащитность, то ли перед ним, то ли перед миром… людей. Она как будто не нарастила панцирь – взрослая женщина с не умершим ребёнком в душе… Сколько он видел их, взрослых… убивающих в себе детей, неуклюжих и зажатых – беззащитных!

Лючио вдруг понял, что она одинока. Вот, что было в её глазах – одиночество. Взрослое одиночество и то детское – одиночество неуверенности в себе…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Это, странное на первый взгляд, восклицание (выражающее досаду, раздражение и многое другое), которое очень часто встречается в итальянской речи, не что иное, как эвфемизм для грубого ругательства – богохульства (по-итальянски – bestemmia). Bestemmie устроены так: на первом месте бранное слово (эпитет «porcа» – буквально «свинья», «свиная» – в данном случае тождественен проклятию), а на втором имя Бога или Мадонны. «Porca miseria» говорят, чтобы и выразиться, и одновременно религиозные чувства не оскорбить.

Фронтмен группы

Фронтмен группы Depeche Mode

«Condemnation»

Выразительное чтение, озвучка текста