Анастасия Завитушка - Закатное утро

– Номера 12, 13 и 41, зайдите! Остальные свободны! – проинформировала она тоненьким голоском, как бы подтверждающим то, что она занимается вокалом.

Наши сердца безумно заколотились и, мы, одурманенные от счастья, вошли. А остальные участники недовольно захныкали и уныло направились к выходу.

– Ну что, поздравляем! – сказал толстый мужик с седой бородой, но весьма завидной черной шевелюрой, хотя вполне возможно, что это был парик. – Через три дня состоится последний, – он сделал акцент, – решающий конкурс. Ми-Леди сама выберет победителя. Так что готовьтесь, следите за голосом…

Только сейчас я разглядела третью конкурсантку: высокая крашенная типичная блондинка, которая считает себя пупом земли, лет двадцать, явно копирующая стиль Ми-Леди, но лишь похожая одежда выглядела на ней нелепо. Голос у неё хорош, с этим не поспоришь, иначе бы она не прошла. Изначально она выступала под псевдонимом Пэрис. Краем уха я слышала, что она уже записала сольный альбом (скорее всего, помогли богатые родители) и даже сняла один клип. Но меня это не касается. Она изредка поглядывала на нас с ухмылкой, полностью уверенная в своей победе. Потом к нам подбежал репортер, стал расспрашивать, что мы сейчас чувствуем, как расцениваем свои силы на победу и так далее. Он пожелал нам удачи и, довольный уловом, убежал. Мы тоже отправились домой.

– У меня такое чувство, будто это происходит не со мной! – эмоционально воскликнула Софья. В её глазах читалась несусветная радость. Я же всё происходящее расценивала довольно спокойно. И мои эмоции находились под контролем.

– Да уж, – подтвердила я.

– Как же я хочу победить! – она говорила это уже не мне. Произнося эту фразу, она смотрела в небо и мысленно просила: «Пожалуйста! Пожалуйста! Пожалуйста!»

Последующие дни прошли для меня совершенно спокойно, о победе я не грезила и даже не репетировала. Все это было важно для Софьи, а мне нравилось петь, и я получала от этого удовольствие. Но за подругу я всерьёз пережевала. С каждым днем она становилась всё бледнее. Вид болезненный. Возможно, от недосыпа, возможно, от нервов, возможно, и от того, и другого. И я подозревала, эти три дня прошли для неё, как вечность.

И вот, наконец-то финал. Сегодня всё решится.

Первой выступала Пэрис. Спела она хорошо, без изъянов и фальши, я бы даже сказала, чересчур профессионально, с человеческими, но наигранными эмоциями. В этот раз она была во всей своей красе: толстый слой макияжа, весьма открытое платье, высокие шпильки, по прическе можно судить, что она много времени пробыла в парикмахерской – море лака и блесток.

Следом выступала я. Быстро исполнила песню о любви, и устранилась под недолгие овации самой Ми-Леди, каких Пэрис не удостоили.

Потом вышла Софья. Бедняжка, она так переживала, руки тряслись, вид был совершенно подавленный и испуганный. Она начала, но её голос предательски задрожал и сорвался. За последние два дня она, по всей видимости, так переживала, так боялась проиграть, что силы и уверенность её оставили. После двух неудачных попыток, она зарыдала и выбежала из студии. Я ринулась за ней. Нашла я её за углом здания, рядом с мусорным бочком. Она сидела на корточках, прислонившись спиной к серой холодной стене и, опустив голову на руки, горько плакала. Я села рядом, обняла её, и мы молча просидели так некоторое время, пока Софья окончательно не успокоилась. Она перестала реветь, лишь иногда непроизвольно всхлипывая. Её мечта рухнула, и это невозможно было исправить, по крайней мере, сейчас. Всё, что я могла сделать – это не дать остаться ей наедине со своими мыслями.

– Я не хочу жить, – дрожащим осипшим голосом произнесла она, не поднимая голову с рук.

– Все наладится, вот увидишь…

– Не наладится! – она вздернулась, скинув мою руку с плеч и резко встала. – Тебе меня не понять, – в голосе сквозила обида, будто она винила меня. – Тебе же с самого начала было наплевать на этот конкурс. Но ты дошла до самого конца. И ты, наверное, ещё и победила! Иди! Возвращайся обратно! – вскрикнула она писклявым истеричным голосом.

– Да, для меня это было не так важно, как для тебя, – я попыталась говорить, как можно спокойнее, выдержав недолгую паузу. – Но мне было важно, потому что это твоя мечта…

– Мечты больше нет, – совершенно утопически произнесла она и направилась вдоль улицы. Я хотела было пойти за ней, но получив просьбу о желании побыть в одиночестве, я вернулась обратно и вновь опустилась на корточки на тоже место. Глеб сел рядом.

– Люди так трагичны, – произнес он задумчиво.

Я посмотрела на него, подумав: «Будто вы в том мире не страдаете».

Глеб усмехнулся над моей мыслью.

Вернувшись домой, я всё время ждала звонка от Софьи. Сама позвонить не решалась. Я вдруг ощутила режущее чувство вины. Возможно, мне не стоило участвовать в этом конкурсе, и тогда всё было бы по-другому. Но я надеялась, что всё будет хорошо, ведь будут ещё конкурсы, и тогда мы уж точно всех порвем.

Меня разбудила мама. За завтраком шли новости.

– …Сегодня утром было найдено тело молодой девушки в реке Томь под мостом, – говорила хорошо поставленным голосом телеведущая. – Труп нашли местные рыбаки. Личность девушки уже установлена – Софья Миронова. Известно, что накануне девушка участвовала в Конкурсе Молодых Исполнителей и не смогла победить, вследствие чего и совершила суицид… – Она говорила что-то ещё, но кроме имени и фамилии, которое эхом закричало в моем мозгу, я уже ничего не слышала. Ложка с едой в руке упала сначала мне на ноги, потом на пол, противно звякнув. Перед глазами встала ужасная картина, как Софья летит с моста вниз, стремительно пронзая поверхность реки, и падает на дно. Как разбивает голову об острые камни. Мне стало дурно, внутри все сжалось, тело затряслось, и то сдавленное чувство кошмара, скопившееся в сердце, казалось, вылезало наружу, проглатывая меня целиком. Из носа пошла кровь. Я заплакала.

Похороны состоялись через день. Я была там. Пока готовили могилу, я стояла у гроба и смотрела на труп своей подруги. Её кожа успела посинеть и немного припухнуть, глаза крепко закрыты. Голову она не разбивала. Танатокосметологи одели её в белое платье, аккуратно уложили волосы и даже слегка накрасили молодое, теперь навечно, личико. Как спящая невеста. Казалось, что вот-вот проснётся и заговорит.

– Зачем ты это сделала? – тихо прошептала я. На глаза сразу навернулись слёзы. Я дотронулась до её руки, она была ледяной и окаменелой, будто передо мной статуя, а не когда-то живой человек. Мне захотелось вернуться обратно и остановить её. Почему я не пошла за ней? Зачем послушала её, и я осталась сидеть на месте? Эти же вопросы мне задавали и Софьины родители, конечно не вслух, но их глаза… Они кричали.