Анастасия Завитушка - Закатное утро

– Ты уже ничего не могла изменить, – произнес Глеб, он стоял у изголовья гроба. – Ты лишь бы отсрочила неминуемое. Она давно решила, что если не станет певицей, то смысла в её жизни нет. Её это мучило. Теперь её душа свободна.

Его слова пронзили меня. Как плохо оказывается я знала свою подругу. Даже не увидела в ней желания умереть. Не почувствовала всей боли её души.

Похороны проходили очень тяжело. Все рыдали. Происходящее сводило с ума. Моя голова кружилась, словно я была пьяна. После того, как процесс похорон завершился, мои родители поехали вместе с родителями Софьи, чтобы помочь им добраться до дома. Меня же отправили домой. Один из дальних родственников семьи Мироновых благодушно вызвался отвезти меня. И вот тут-то время превратилось в улитку и тянулось бесконечно долго.

Я молча сидела в кресле и смотрела в одну точку.

Я снова одна. Зачем ты покинула меня, глупая девчонка?

Мне захотелось отругать её. Ведь так поступают только глупцы. Ведь это такая ерунда, все эти конкурсы, пение. Она думала о смерти и раньше. Она всё заранее решила. И вот он – идеальный предлог. Мне становилось только хуже. Всё происходящее напоминало дурной сон…

Шли дни, бессмысленные и пасмурные. Хотя иногда сквозь тучи проглядывало солнышко, мне всё равно казалось, будто идёт дождь. Родители переживали, глядя, как я страдаю. Меня пожирало одиночество. Даже Глеб не мог ничем помочь. Через несколько дней должен был состояться мой день рождения, о праздновании которого не могло быть и речи. Мне казалось, что я самый несчастный человек на земле. Мир потерял яркие краски, став серым и обыденным. Находясь у себя в спальне, краем уха я услышала знакомый голос. По телевизору в гостиной шла какая-то передача в которой участвовала Пэрис. Я быстро спустилась вниз.

«Как вы прокомментируете то, что одна из финалисток покончила жизнь самоубийством?» – спрашивал мужской голос за кадром.

«Я считаю это глупо», – отвечала она, сидя на маленьком кожаном диване, сложив руки, как императрица, на боковые спинки: «Хотя я её понимаю».

«Правда, что Ми-Леди предлагала её семье большую сумму денег в знак соболезнования?»

«Я не в курсе. Спросите её об этом сами».

«Понравилось ли вам петь с Ми-Леди?»

Она что-то ответила, а мне опять подурнело. Какой бред! Без эмоций, без каких-либо чувств, словно робот, говорить о смерти человека, подростка! Который совсем не успел пожить. Все они не люди, а лишь бессердечные тени.

«Считаете ли вы, что вам повезло? Ведь первое место заняла другая участница, которая преждевременно покинула проект, не дождавшись результатов конкурса?» – вновь моё внимание привлек телевизор, вытаскивая меня своей когтистой лапой из мучительных мыслей.

«А мне вообще всегда везёт», – с ехидной улыбкой она посмотрела прямо в камеру, будто знала, что я смотрю на неё. Я выключила телевизор, больше не могла видеть её довольную ухмылку.

Значит, я все-таки победила. Но мне наплевать. Мне это не нужно.

– Ты можешь поставить её на место, – вдруг вмешался в мои мысли Глеб, он скрестил руки на груди и деловито приподнял левую бровь.

– В смысле? – не поняла я.

– Эта стерва заняла твоё место не по праву.

– Мне всё равно, – выдохнула я, – Пусть она делает, что хочет.

– Ради Софьи…

Я не знала, что ответить ещё. Конечно, надо поставить эту чертовку на место. Но у меня совсем не осталось сил. В ответ я лишь отрицательно помотала головой и ушла обратно в спальню.

Я просто лежала на кровати и смотрела в потолок. Внутри образовалась гнетущая пустота, которую ничем не заполнить. Великое уныние впитывалось в каждую клеточку тела, заставляя его содрогаться от колющих и режущих мыслей. Иногда я поворачивалась на бок и смотрела в окно, как пролетают птицы, падают сухие желтые листья. Вспоминались счастливые моменты, проведённые с Софьей. Но следом сразу приходило чувство утраты. Все перемешивалось, меня начинало тошнить. Потом я вновь переворачивалась на спину, закрывала глаза и снова начинала вспоминать. Снова и снова, причиняя себе невыносимую боль. Отец говорил, что когда умирает любимый питомец, нужно сразу же завести другого, чтобы не тосковать. Но ведь это невозможно. Заменить – значит предать. И я опять начинала плакать от обиды, от сожаления. Потом наступала злость, я сжимала до боли кулаки, потом опять поворачивалась на бок. И так длилось очень долго, пока не заканчивался день. В изнеможении от своих мыслей, я, сама того не замечая, засыпала. Сны мне не снились, словно я и не спала. От этого становилось ещё хуже.

Просыпаясь утром, я выпивала стакан чая и молча возвращалась в спальню, чтобы продолжать страдания. Чтобы вновь и вновь себя корить, а потом жалеть. Родители изнывали от того, что не могут помочь. Они боялись, я это чувствовала наверняка, что я совершу, то же самое, что и Софья.

Родители все же решили отметить мой день рождения. Разбудили рано утром, повязали глаза шарфом, отвели вниз. Меня ожидал праздничный стол и подарок. Не буду долго томить, в зеленой красивой коробке с прилепленным золотистым бантиком лежал фотоаппарат. Все это немного подняло мне настроение.

– Ты улыбнулась, – сдерживая слезы, произнесла мама, поглаживая меня по голове. В ее глазах читалось беспокойство и радость одновременно.

– Все нормально, мам, – убедительно произнесла я, с интересом разглядывая цифровой фотоаппарат. Мне совсем не хотелось причинять страдания родителям. Поэтому я решила прекратить убиваться и продолжить жить дальше, вопреки всему, оставив этот печальный эпизод своей жизни в прошлом.

Мы съели по кусочку торта, сделали семейное фото на память новым фотоаппаратом, потом отправились в кинотеатр. Посмотрели незатейливую комедию. И только под вечер я вспомнила, что сегодня мне исполнилось семнадцать лет! Ничего себе! Никто ни разу за весь день не произнес эту цифру. Родители не хотели напоминать о том, что скоро я стану совершеннолетней. Скоро им придётся отпустить меня во взрослую жизнь.

Именно в эту ночь он впервые явился мне – Глеб, которого раньше я знала лишь как друга, своего ангела-хранителя, открылся ей совсем с другой стороны. Он пришёл во сне.

Сначала нежно и бережно ласкал, проходился, еле касаясь, по рукам, бёдрам, животу. И я не могла его остановить! Все это мне безумно нравилось. Я ощущала его шершавые пальцы, которые виртуозно и аккуратно скользили по коже. Как только он прикасался к нижней части живота и внутренней стороне ног, я сразу же покрывалась мурашками. Хотелось большего, но он не позволял. Просто сводил с ума своими ласками. От прикосновений я доходила до кондиции и испытывала оргазм. Так могло продолжаться всю ночь. И каждый раз я с нетерпением ждала следующей ночи. Я стала словно наркоманкой, жаждущей дозы. И мне всегда хотелось большего.