Ирина Малаховская-Пен - Выпусти меня

– Я же вижу, ты расстроен…

– Так… мелкие неприятности. Не бери в голову.

А ночью, когда они, соскучившись за неделю, любили друг друга, а после лежали, обнявшись, Витя вдруг крепко прижал жену к себе, и сказал:

– Знай, Машка, я люблю тебя.

– Я знаю… – расслабленно прошептала она.

– Только тебя! И девочек. Если кто скажет тебе, что это не так – плюнь в рожу ему.

– Вить, ты чего? Изменил мне? – ахнула Маша.

– Не верь никому. Тебя люблю. Не изменял. – уверенно сказал Виктор.

У неё кольнуло в груди. Но Маша тоже так любила его… как можно было не поверить мужу? Отцу её детей? Она постаралась забыть об этом разговоре, а на следующие выходные Виктор вернулся из столицы просто мрачнее тучи. Маша посадила девчонок осваивать лото, а мужа увела к сараю.

– Вить, скажи мне всё, как на духу. Что с тобой?

– У нас просто… коллега умерла. Несчастный случай. Был на похоронах. Приятного мало. – Витя потёр грудь. – Водка есть?

– Наливка есть.

– Слабовата. Сбегай, купи водки. Мне как-то не по себе.

Маша водки купила. Уж слишком плохо выглядел муж. Бежала за водкой, и дивилась – чего ж он так переживает из-за смерти коллеги? Что так расклеился…

Ночью её разбудили голоса. Точнее, конкретно голос Виктора. Он слышался из коридора. Муж исступлённо повторял одно слово: прости! Вот так: «Прости! Прости! Прости! Прости!» Маша хотела было уже выйти в коридор, откуда доносился голос, но вдруг услышала скрип половицы и шелест, а потом мимо открытой двери прошла белая тень. И от этого силуэта, на мгновение мелькнувшего перед глазами, Марию обуял такой ужас, что она малодушно спряталась под одеяло с головой. Женщина тряслась, как осенний лист на ветру, не понимая, сколько времени прошло. Как уснула – тоже не помнила. Просто открыла глаза, когда Валя тихонько потрясла её за плечо. Рядом храпел Виктор, в комнате витал запах перегара, за окном рассвело.

– Мама, идём завтракать. Мы с Галькой всё уж приготовили. И Дунька мычит, надоена. – с самым серьёзным видом заявила Валя.

– Хорошо, доченька, иду уже. Спасибо, помощница моя.

Виктора Маша будить не стала. Спустилась, умылась, и пошла к столу. Её четырёхлетние дочки уже вовсю могли заварить чай, достать молоко и колбасу из холодильника, нарезать хлеб. Если надо, могли подмести в доме, и прополоть сорняки. Правда, от Вали было больше толку. Галя всё старалась отвертеться от домашних дел, да залезть куда-нибудь с книжкой. Она читала, да не по слогам и вслух, а бегло и про себя. Вечно притаскивала разные книги отовсюду. Всех соседей уж обобрала, наверное. И откуда в ней это?

Сегодня Галя возилась в кухне. Высунув язык от усердия, резала колбасу. Мария чмокнула дочку в макушку, проходя мимо, и села за стол. Налила всем чай, взяла бутерброд.

– Хватит уж пластаться, Галюнь. Не хватит колбаски – я подрежу потом.

– Я почти уж всё. – пропыхтела Галя. – Надо сказать папе, чтобы нож наточил.

– Не надо. Мне так спокойнее. – улыбнулась Маша.

Что-то тревожило её в то утро. Свербело и чесалось в голове. То ли мысль какая, толи воспоминание. То ли сон плохой снился.

– Ой, а где папа-то? – обернулась Галя. – Не разбудили, что ли?

– Я уж сам разбудился. – Виктор спускался по лестнице, потирая рукой висок.

Они завтракали в тишине. По тому, как морщился Виктор, было очевидно, что с исцелением беленькой он вчера переборщил. Маша молчала, и девочки тоже старались помалкивать. Только Валя спросила:

– Мам, тебе помощь нужна?

– Да нет, сегодня вроде сама должна управиться.

– Ну, мы тогда гулять пойдём?

– Я бы почитала лучше. – вздохнула Галя.

Мария решила, что должна поговорить с мужем. Лучше без свидетелей.

– Галя, сходи с сестрой, погуляй. Не ходите по одной.

– С чего вдруг? – отозвался Витя. – У нас тут спокойно. Маньяков нету.

– Сходи, Галя. – повторила Мария, и муж лишь взглянул на неё с удивлением.

Девчонки убежали на улицу, и Маша открыла было рот, чтобы начать разговор, как Виктор её опередил:

– Водка, что ли, палёная была. Ты где брала?

– Как понять – где? – изумилась Маша. – В сельпо, где же ещё. Почему палёная-то?

– Да смешно сказать. – хмыкнул муж и снова потёр висок. – Я вчера с неё даже вроде как белочку словил.

– Как то? Померещилось, что ли, чего?

– Да навроде того…

Виктор кривовато улыбался, но Маша, которая знала его с яслей, видела: мужу не до смеха. Ему страшно. Она даже забыла всё то, что хотела сказать ему сама.

– Что привиделось, Вить? – Мария положила руку ему на плечо, и явственно ощутила, как Виктор вздрогнул.

– Привидение, ёлки-палки. Что ещё привидеться могло?

– Голова болит?

– Есть такое.

– Ну, поспи ещё. – вдохнула Маша. – А я Дуньку подою, принесу тебе свеженького. Молоко хорошо бодун снимает.

– Маш… погоди. – поймал он её за руку.

– Что? Некогда рассиживаться. Девчонок отпустила, надо управиться по-быстрому, да обед варить.

Ладно. Поговорит с ним потом. С него, с такого похмельного, всё равно толку мало. А Марии очень было интересно знать, что так задело лично Виктора, если умерла просто коллега. И как она умерла? Сколько лет ей было? Все эти вопросы крутились у неё в голове. А ещё она вспомнила, что так зудело в её голове: ночью был странный сон. Будто Виктор просит у кого-то прощения. Громко, отчаянно, на одной ноте. И этот кто-то у них в доме. Шаги и шелест платья. Тень, проскользнувшая мимо двери в спальню. Сон был до мурашек правдоподобным. Или это был не сон?

Девчонки в обед прибежали, перемазанные, перехватили по стакану молока и куску пирога, и снова убежали гулять. Виктор пришёл в себя, и что-то строгал у себя в сарае. Может наконец-то пол в коридоре переделает, чтобы не скрипел? На втором этаже половица ночью так скрипит, что и по нужде лишний раз идти неохота, чтобы весь дом не будить. Мария убрала в доме, наварила плова на ужин, и решила сходить в сарай, напомнить мужу, что он давно обещал перестелить пол. Не слышно было, чтобы в сарае работали, но что-то там явно происходило. Маша издалека не могла расслышать, что за странные звуки оттуда доносятся. Она вдруг замерла, сняла галоши, и босиком, на цыпочках, двинулась к сараю, не обращая внимания на камушки и траву, царапающие ноги. Чем ближе Маша подходила, тем более странным ей казалось происходящее. Из-за полуприкрытой дощатой двери доносились вздохи и всхлипы. Она перестала дышать, чтобы вообще никак себя не выдать, сделала ещё пару шагов и одним глазом заглянула в щелку. Виктор сидел на полу, прислонившись к стене, и плакал, уткнувшись головой в колени.

Маша таким же тихим сапом отошла обратно к дому, не забыв прихватить галоши, сброшенные на полпути. Вот так номер! Кого же так горько оплакивает её любящий муж? «Люблю только тебя!» – всплыли у Маши в голове его слова. Или как он там сказал? Люблю тебя одну? Нет, ночью она с ним поговорит, это точно. Девчонки уснут, они сядут спокойно в кухне, и он ответит ей на все вопросы. Маше всё это не нравилось! Ужасно не нравилось. В груди ныло. Неужели, Витя нашёл себе в городе другую? И это она погибла? Ужас-то какой, Боже мой! Как же жить-то дальше? Хоть самой садись и реви… вот только ей-то плакать недосуг, у неё ещё бельё не полоскано. И Маша, засучив рукава, принялась за стирку.