Павел Беляев - Тихий омут

– Ну, не знаю, – покрутила головой девчонка, – как знаешь, Стани…

Она покрепче запахнула серенький ношеный осенний кафтан, доставшийся ей от старшей сестры погодки, а той от племянника, который был старше обеих тётушек вместе взятых.

Осенний промозглый ветер неприятно холодил сухую от печного тепла кожу. С неба потихоньку падал мокрый пушистый снег. Избы в слободе казались осиротевшими и неухоженными, будто с осенью жизнь ушла и из них. Убогие постройки неловко ютились подле обнажённых грустных деревьев, точно нахохлившиеся пичуги.

Ия угрюмо брела по пустынной улочке, задрав кверху голову, тщетно пытаясь отыскать на хмуром озябшем небе хоть единую тёплую звёздочку.

Когда девка вышла к родной избе, её хватила оторопь. Дыхание перехватило, а ноги едва не подкосились.

Окна и двери были заколочены, изнутри доносились крики. Плакали дети, слышались крепкие ругательства и богохульства отца. А вокруг толпилась едва ли не вся слобода. Кто-то стаскивал хворост, кто-то подпаливал от костров факелы. Чуть поодаль стояли бабы и голосили. Даже не плакали, а завывали в голос.

В воздухе витал противный запах гари. Орали вороны.

Словно в тумане, Ия попятилась. В ушах зазвенело, а мир поплыл, но чьи-то крепкие руки схватили её подмышки и куда-то поволокли. Только тогда она пронзительно завопила и вцепилась зубами в чьё-то запястье. Грубая мозолистая пятерня схватила девчонку за волосы и заставила оторваться от руки. Тут же угостила парой увесистых затрещин, и девочка больше не сопротивлялась.

Ию тащили чуть не волоком по ночному, залитому мертвецкой синевой, бору. Не поспевая за широким шагом незнакомца, девка то и дело спотыкалась. Она не помнила где и когда потеряла свой кафтанчик, ныне же из одёжки осталась только рваная льняная рубаха, вышитая по краям красным узором. Кое-где она сверкала прорехами, открывая любопытному взгляду небольшие клочки нежного девичьего тела, там и тут на подоле и рукавах мелькали грязные разводы.

Знахарка жила на опушке молодой рощицы совсем неподалёку от слободы в низенькой избушке-полуземлянке с двупокатой соломенной крышей. Рядом не было ни ограды, ни хоть маленького тына, чтоб зверь не заглядывал, но узенькие ровные грядочки оставались нетронуты.

Ие не доводилось встречаться с кудесницей воочию, но наслышана была изрядно. Мысленно ведьма представлялась девочке согбенной старухой с горбатым носом, из которого непременно торчали густые реснички. Она должна была носить на плечах или голове цветастый широкий платок узлом наперед и старенький овчинный полушубок. И скорее всего, на горбу беспрестанно трещал неизменный ворон. Именно так, по глубокому убеждению Ии, выглядели все лесные ведьмы и знахарки.

И каково же было её удивление, когда в дверях избушки возникла миниатюрная молодая женщина. Господь одарил её волшебной фигурой и прекрасным лицом, но красота эта была холодная, почти нечеловеческая. От неё мороз драл по коже. Пышные русые волосы знахарки были распущены, как у блудницы, но впечатления доступной женщины она не производила, как раз наоборот.

На женщине была лёгкая синяя рубашка, вышитая зелёной вязью непонятных символов. Она сидела на чаровнице таким образом, что подчёркивала каждый изгиб фигуры, делая её похожей на языческую богиню.

Губы лесной ведуньи растянулись в подобии улыбки, она молвила тихим приятным голосом:

– Здравствуй, Ия. Прости Слепца, – бездонные зелёные глаза колдуньи обратились на высокого чернявого силача, притащившего сюда девочку, – в глиняной башке смысла немного наберётся.

Девочка подняла голову и порывисто вздохнула. В панике она не смогла как следует разглядеть своего похитителя, а теперь вот случай представился. Знахарка недаром называла его Слепцом, у невероятного существа отсутствовали глаза. Рта и носа тоже не было, а гладкое ровное лицо больше походило на жутких размеров яйцо. То, что Ия приняла за мозоли, оказалось пересохшими клочками глины. Глиняный монстр.

– Слепец спас тебя, – всё так же тихо молвила колдунья. – Коли не он, беснующаяся толпа спалила бы и тебя. Они решили, что твои родные где-то подхватили чуму, и решили не дать ей распространиться далее. Я скажу им, что ты здорова, и хворь обошла тебя стороной. И они поверят, не смогут не поверить. А пока, ты поживешь немного здесь, – и знахарка приветливо распахнула дверь своей лачуги.

…Ия провела три полных дня под кровом знахарки, потом пришёл Еремей – отец Анея и забрал девчонку. Но перед этим он долго и временами громко толковал о чём-то с колдуньей.

На склоне дня, когда уставшее солнце уже простилось с землёй, наступала особенная, воспетая многими баянами и сказителями тишина. Иной звук, случись ему приключиться в это время, не заглушит её тихий голос. Пастор Клер временами жалел, что не в силах постичь всей прелести этой поры. Не видел он прекрасного, не умел замечать.

Пастор поднял высокий ворот худенького овчинного пуховика и сдвинул шапку набекрень. Прислонился спиной к стылым, покрытым тончайшими серебряными нитями изморози, брёвнам передней стены.

– Клер! – раздалось из сеней, и священник скривился, как от зубной боли. – Эй, басурман? Опять высиживает, сынько!

Священник не стал дослушивать. Вздохнув, поднялся и, хрустя мокрым снегом, подошёл к поленнице. Там у него был небольшой тайник – глубоко, почти под самым настилом. Не глядя, пошарив рукой, пастор выудил оттуда маленькую замерзшую рукавичку. Огляделся, как бы никто не увидел… И нежно погладив, водворил варежку на место.

– Ох, грехи наши тяжкие, жизнь горемычная… – набатом раздалось сзади.

Клер вздрогнул и медленно обернулся. Прямо перед ним стоял высокий незнакомец в долгополом зелёном камзоле, с соломенной шляпой на голове. Лицо пришельца скрывал красный вязаный шарф. Ладони были затянуты в кожаные перчатки. Незнакомец сильно горбился и стоял на ногах как-то странно, постоянно переступая, будто семенил.

– Господи прости, – перекрестился на косую пастор.

– Не поминай имя господа твоего всуе, – усмехнулся незваный гость.

Клер попятился и, налетев спиной на дровни, сполз по ним в сугроб. Послышались глухие звуки падающих поленьев. Хрустя снегом, подошёл незнакомец. Он стремительно присел на корточки и взглянул в глаза священнику.

– Какой добрый пастор, – ехидно произнёс он, – школу приходскую открыл… Денег за учёбу не берёт… С детишками целыми днями возится. Истинный пример добродетели.

– Сгинь нечистый! – заверещал Клер и принялся сбивчиво нараспев читать молитву, изгоняющую беса.

Пришелец захохотал. Он схватил Клера за грудки и единым махом сорвал косой крест, заключённый в круг. А потом так сжал в кулаке, что посыпалась труха.