Ирина Дынина - Хмурый город. Ненастье для Насти

– Восемьдесят лет… – злобно прошипел чернокнижник, хрустя суставами кистей рук. – Восемьдесят лет без сил.. В забвении. Кто-то должен ответить за это.

«Ого! – не удержавшись, присвистнул упырь. – Не мало так, в земле ты, дядя, провалялся. И дольше бы лежал, коли б не я.»

По всей видимости, мысль о том же, посетила лысый череп колдуна. Морщины на лбу чернокнижника заиграли, глаза сузились, тонкие губы скривились.

– Меня ты выкопал, слуга? – небрежно свалившись обратно в продавленное кресло, спросил колдун. – Случайно аль, подсказал кто?

Зябкин понял, что врать не стоит. Не в этот раз.

– Случайно. – упырь передернул плечами. – Смотрю, из земли что-то торчит, вот я и заинтересовался.

– Упырь. – фыркнул чернокнижник, насмешливо рассматривая, неожиданно заробевшего кровососа. – Вампир обыкновенный, новообращенный. Что ж, будем работать с тем, что есть. Девку, небось, затащил в укромный уголок? – глаза колдуна проникали в самое черное нутро чернокнижника. – Крови захотел, вурдалак?

– И, крови. – спокойно выдержал тяжелый взгляд недобрых глаз Зябкин. Он не смутился ни разу – да, он – кровосос. Не по своей воле, но, как доходчиво объяснили ему подручные главы клана, внятно объяснили, при помощи ног и дубинок – навсегда. Обратного пути нет – если не кровь сосать, то, в могилу – червей кормить. Приходится с этим жить.

Зябкину нравилось. Не все, но придется терпеть.

– Дерзкий упыреныш. – широко усмехнулся колдун и у Зябкино отлегло. Говорят, нет души у вампиров. Брешут, поди. Отлегло ощутимо, откуда- то. Не от желудка же?

– 2022. – чернокнижник натянул покрывало на голые колени, торчащие вперед под острым углом. – Хороший год для того, чтобы отомстить. – и, улыбнулся снова. Жутко. Предвкушая.

Зябкину стало страшно, и он внезапно подумал о том, что жадность и любопытство – плохие советчики. Не доведут они до добра молодого и перспективного вампира. Кто знает, может быть, всем было бы лучше, если бы свинцовый саркофаг с останками древнего колдуна, остался в рыхлой земле городского парка.

– Называй меня – Чуран, слуга. – продолжал гнусно ухмыляться колдун и глаза его запылали особо яростным пламенем. – Не бойся меня, служи верно – ты получишь свою награду, обретешь то, чего желаешь. Чуран, слуга Чернобога, вознаградит тебя за спасение своей жизни.

*

Так началась новая жизнь молодого упыря. Нельзя сказать, что чернокнижник, сиднем сидевший в старом кресле, слишком давил на неживого подручного.

Нет, вовсе нет.

Колдун постоянно торчал в комнате Романа, не показываясь посторонним. Да, разумеется, чернокнижника приходилось кормить. Едой. Человеческой.

Зябкину пища смертных была до лампочки, с некоторых пор. Превратившись в вампира, он перестал нуждаться в настоящей еде. Бухло – иное дело. Выпить вампир был не прочь, как и все его соклановцы. Алкоголь обострял чувствительность и выявлял некоторые сверхспособности, которыми обладал любой из кровососов, в той или иной степени.

Зябкин, вон, мог баб пачками окучивать и пытался летать. Вернее, планировать. Очень полезное умение, как оказалось.

Жратву приходилось тырить у соседей – по чуть-чуть, незаметно. Люди в коммуналке проживали небогатые. Если наглеть, то они очень быстро смогут вычислить вора. Благо, но чернокнижник держал себя в черном теле – то ли на диете сидел, то ли отращивал себе новый желудок – Зябкин особо не вникал.

Как оказалось, ограничивая себя в еде, колдун в другом стесняться не желал. Он тянул силу. Ману, прану – да, как ни назови, но тянул, высасывая ее, точно пылесос из жильцов дома.

Вначале, под удар попали жители Ромкиного подъезда.

Первый раз, увидев гроб, который выносили из открытых дверей, Зябкин ничуть не удивился. Умерла Сидорчук, баба Тая, старуха с пятого этажа. Тихая бабулечка заснула и не проснулась. Дочка шептала громким шёпотом – мол, сердце не выдержало.

Зябкин не придал значения – умерла, да и пес с ней. Что ему до каких-то там бабок?

Потом, смерти пошли косяком – еще одна старая грымза, чуть моложе первой, сосед со второй квартиры – вечно глухой дед, со слезящимися глазами и шахтерской пылью, намертво въевшейся в кожу, бравая тетка-кондукторша, совсем молодая, пятидесяти не исполнилось, девушка из крайнего подъезда – тихая, серая мышка, жившая со старой теткой и другие.

Тут то до Ромки и дошло, что мор, напавший на жильцов его дома, не просто стечение обстоятельств, а злой умысел слуги Чернобога.

Да, не только Зябкин являлся слугой чернокнижника, но и сам чернокнижник истово и яро служил Чернобогу.

Что за бог такой, Зябкин не знал и узнавать – желанием не горел. Ну его, бога того. И так ясно, что дядька недобрый, раз позволяет Чурану людей морить без разбору.

Однако, после того, как резко возросла смертность среди соседей, Роман не поленился и заглянул в Википедию, почитать про Чернобога.

Лучше бы не заглядывал.

Прочитанное, с одной стороны, порадовало молодого вампира – не так прост оказался, выкопанный из оврага колдун. Мощь своим слугам древнее славянское божество давало немалую, но и плату требовало соответствующую. Кровью. Жизнью. Муками.

Кровь Зябкин и сам любил употребить, желательно не фасованную, из пакета, а, так сказать, припав к источнику. Лучше, к нежной девичьей шейки, совмещая процесс питания с иными, простыми житейскими радостями.

Чуран кровь не пил, зато, муки людские, по всей видимости, доставляли колдуну истинное удовольствие.

Спустя пару недель после того, как колдун поселился в квартире Зябкина, про пятиэтажку на окраине, поползли нехорошие слухи. Мол, военные какую-то хреновину установили где-то поблизости, излучающую то ли гамма, то ли бета, волны и от того мор пошел по району.

Военные, естественно, страдали зазря – в смертях, случившихся недавно и продолжающих происходить, их вины не было.

Запаниковавшие жильцы дома, возглавляемые домкомом, ударились в крайности и начали турмузить различные городские службы. В дом, по очереди, приезжали газовики, энергетики, СЭС и даже батюшка с хором юных мальчиков-певчих. Газовики и прочие коммунальщики внимания чернокнижника не удостоились, но, почувствовав приближение попика из местного храма, колдун как-то сразу весь ощетинился, зашипел и забился в угол, туда, где тени залегали особенно густо и застыл.

Шустрый поп шнырял по квартирам, махал кадилом, хор за его широкой спиной, голосил десятком высоких, детских голосов, святая вода щедро летела в разные стороны, забрызгивая потолок и стены.

Дойдя до второго этажа предпоследнего подъезда, тучный служитель культа умаялся и освящал подъездные площадки спустя рукава, помахивая кадилом и распространяя аромат ладана.