Евгений Курской - Любитель закатов на Палау

Я протяжно вдохнул и выдохнул.

– Беда в том, что я слишком поздно об этом узнал. Но даже когда узнал, то интерпретировал неправильно. Я считал это предвестником некоей планетарной катастрофы и пытался понять, какой именно. А это был сигнал во вне. Я это понял, когда прочитал ежегодный отчет радиоастрономического общества. Они следят за радиофоном нашей планеты и фиксируют все аномалии. Одной такой и стал странный высокочастотный сигнал, в течение нескольких секунд зафиксированный в тот июньский день. Астрономы обрадовались, что зафиксировали угасающее неизученное космическое излучение, и принялись строчить научные работы. Когда же я сопоставил все, то понял, что это не мертвый космос, а сама Земля исторгла сигнал. Он был направлен вдоль галактического экватора в спиральный рукав Персея, сопровождаемый мощным гравитационным микролинзированием. То есть акустический сигнал сопровождался оптическим и постоянно усиливался гравитационными полями звездных скоплений Млечного пути. Как написал один английский астрофизик, такие уникальные условия создаются один раз в несколько сот тысяч лет. Ты понимаешь?

Жанна не понимала. Она слушала меня, выпучив глаза и разинув рот, то ли невероятно удивленная услышанным, то ли шокированная зашкаливающим бредом из моих уст.

– Папоротники ждали этих условий. А потом просто велели остальным растениям исторгнуть высокочастотный призыв о помощи. И помощь пришла. Пришла именно оттуда, куда был направлен сигнал. Спиральный рукав Персея, созвездие Гидры, красный карлик с каталожным номером GJ 357. Я видел расчеты. Астрономы вычислили по траектории торможения от орбиты Плутона, где были зафиксированы первые внеземные объекты.

– Но как… – растерянно промямлила Жанна. – Растения просто прокричали и все?

– Да. Все растения разом. По приказу циатеи. Она контролирует нашу планету и жизнь на ней. Везде в мире пылают войны, царит насилие и несправедливость, и только Палау благоденствует. Всегда и во все времена. Уверен, даже сейчас.

– Так уж и всегда?

– Последние несколько сотен тысяч лет точно. Этот архипелаг обошла даже Вторая Мировая война. Совсем рядом на Каролинских островах бушевали огненные смерчи сражений, а на Палау была тишь да благодать. Американцы пытались размесить там сначала контингент, потом хотя бы базу обеспечения флота, но безуспешно. Что-то всегда заставляло людей с плохими намерениями уходить оттуда. Циатея заставляла.

– А чего же она совсем не заставила их уйти.

– До недавнего времени люди были нужны. Туземцы тысячи лет питали корневую систему папоротников многочисленными кровавыми жертвами. Без крови и мяса циатея чахнет.

– А что же она будет делать сейчас? Людей ведь не осталось.

– Там, может, и остался кто. А может уже и необходимость отпала. Сейчас в атмосфере распыленной органики и без человека достаточно.

Зря я это сказал. Мы одновременно оглянулись на колоссы сетчатых раструбов, в беспорядке (или в непостижимом нашему пониманию порядке) разбросанные вокруг гигантской свалки. Все разной формы, высоты, оттенка бурого, но при этом нельзя было отделаться от мысли об их идентичности. Это как смотреть на разные тени от одного предмета.

Среди выживших не было единого мнения на их счет. Большинство просто относилось к ним как к карающей данности вроде тех же «богомолов» и старалось лишний раз не вспоминать. Но некоторые пытливые умы стремились понять. Пытливые, но глупые. Считать гигантские раструбы антеннами для связи с родным миром, скульптурами, инопланетными деревьями или даже хозяевами истязавших нас «богомолов» было наивной глупостью. Я был уверен, что это обычные распылители, на разной высоте и с разной интенсивностью выбрасывавшие в атмосферу переработанные в легкоусвояемые растениями удобрения из белка и жира. Те самые удобрения, от которых вдыхаемый воздух смердел трупной вонью. Не только воздух. Все вокруг пропиталось им, даже мы сами. Довольно скоро к этому зловонию все привыкли и не замечали, но иногда сознание будило остатки памяти о прежней жизни со свежим прозрачным воздухом, бескрайним голубым небом, кристально чистой водой…

Я с отвращением сглотнул, пытаясь избавиться от зловонного комка в горле и давя рвотный позыв.

– Ради этого все и делалось. Циатея ждала удобного случая, чтобы послать сигнал. А еще она ждала расплода самого удачного эволюционного продукта – людей.

– Расплода? Продукта? Людей? – растерянно спросила Жанна, явно потеряв нить моих рассуждений, но при этом не утратив интереса к самой истории.

– Да, людей. За каких-то пару десятков тысяч лет мы как биологический вид размножились до восьми миллиардов особей. А еще нам самим нужно было питаться, поэтому мы дополнительно расплодили кормовой скот, птицу и рыбу. Это оказалось куда эффективнее прошлых миллионов лет полуголодного прозябания в ожидании взрывного развития в животном царстве. Если раньше все эти питательные наборы в виде рептилий, динозавров, млекопитающих и прочих рыб в беспорядке бегали по лесам и степям, кое-как размножаясь и время от времени своими бренными останками подпитывали царство растений, то человек тысячекратно сократил этот период.

Жанна раскрыла было рот и тут же звонко, с клацаньем зубов поспешила захлопнуть его, сама испугавшись своего же незаданного вопроса.

– Да, – кивнул я, и без слов поняв этот вопрос. – Это не первое вторжение.

– Да иди ты!

– На Земле было несколько эволюционных взрывов, когда линейное развитие жизни вдруг сменялось экспоненциальным пиком. Правда, каждый такой пик всегда заканчивался полнейшей стагнацией, после чего жизни приходилось начинать развитие чуть ли не с нуля. Палеонтологи такие периоды называют глобальными вымираниями и объясняют их нелепыми естественными причинами. Например, про убивший динозавров метеорит ты наверняка слышала. Но это чушь. Не было никаких естественных причин. Началось все с палеозоя, где-то между пермским и триасовым периодами. То было время рыб, моря и океаны кишели фауной, столько жизни в них не было ни до, ни после. А потом водная стихия вдруг опустела, но зато появились биогенные горные породы. Это целые отвалы известняка, который состоит из раковин моллюсков. В естественной среде не существует условий образования таких отложений. Какой бы запредельной ни была численность моллюсков, их естественная убыль и воспроизводство были бы уравновешены экосистемой. Хищники, падальщики и, в конце концов, бесчисленное воинство сапрофитов благополучно утилизировали бы останки. Но вместо этого мы видим колоссальные кладбища трилобитов и кораллов. Что-то в один исторический миг убило их, извлекло плоть, а ненужные панцири просто утилизировало. Или взять нефть. Органогенная теория происхождения утверждает, что нефть образовалась на месте древних океанов из отложений водорослей, это подтверждено экспериментально и не вызывает вопросов. Удивляет другое. До появления жуков человек добыл столько нефти и еще больше разведал нетронутых месторождений, что для ее возникновения в естественных условиях не хватило бы никаких водорослей и никакого времени. Если только что-то не утилизировало эти водоросли вместе с обитающими в них ракообразными мгновенно. Та же история с динозаврами, архозаврами, крокодилами и прочими, чьи окаменевшие останки мы находили в огромных количествах. В естественных условиях они бы просто сгнили, а не были бы, так сказать, законсервированы на миллионы лет. Каждое вымирание отмечено черной меткой в геологии. Вместе с полным исчезновением биоты всегда появляются массовые органические отложения. Известняк, каменный уголь, минералы, нефть, смолы и битумы – все это побочные следы геноцидов.