Василий Воронков - Замерзающий остров

Алиса поёжилась от холода, резкого, беспричинного – и последнее зыбкое тепло от выпитой Лагуны растаяло, уступив горечи и пустоте.

Тапёр заиграл быстрее.

Сбивчивое бренчание перерастало в хрупкую мелодию, в которой угадывался и порывистый ветер, и шум прибоя, и частое взволнованное дыхание. Алиса заинтересовалась. Музыка настойчиво пробивалась сквозь окружающий туман, и рояль пел, наполняя атриум тёплом и холодом, переливами воды и порывами ветра, но потом туман возвращался, и мелодия захлёбывалась в неверно взятых нотах, путалась в движениях длинных пальцев, пока окончательно не выдохлась, превратившись в хаос из разрозненных звуков.

И тогда тапёр перестал играть.

Он сделал глубокий вздох, размял уставшие пальцы – на сей раз быстро и резко, отчётливая похрустывая суставами – и, описав в воздухе плавный жест, коснулся одной из клавиш.

Одна нота, через несколько секунд другая – всё было как прежде, как и в самом начале, только глаз больше не дёргался, но зато по лбу уже стекала капелька пота.

– Как назло и в этом отеле… – заголосил где-то громкий мужчина.

Алиса с опаской вгляделась в окна – не появится ли там снова пугающая тень или огромная птица, – и увидела себя, своё отражение, грубо срезанное оконной рамой. Изогнутый локоть, выбившаяся из причёски прядь, коктейльный бокал на столе. Всё это было неживым, блеклым и неумолимо рассеивалось в темноте – ведь лампа на столе не горела, а света от стеклянных торшеров уже не хватало, чтобы бороться с надвигающейся ночью.

Алиса пригладила волосы, допила «Лагуну». В бокале оставалось на маленький глоток, но в этих последних каплях скопилась вся безжалостная горечь, и Алиса закашлялась, прикрыв ладонью рот.

Она оглянулась в поисках официанта.

Почти все столики в ресторане были заняты. Посетители говорили, пили разноцветные напитки, произносили невнятные тосты. Но Алисе уже хотелось вернуться в номер, забыть навязчивую музыку, «Голубую лагуну», от которой першило в горле, громкого мужчину и страшные тени в окне.

Официант объявился спустя несколько минут. Алиса устала ждать.

– Уже уходите?

Она назвала свой номер, попросила записать на счёт. Официант мгновенно испарился, тут же потеряв к ней интерес. Тапёр перестал играть, но ещё сидел у рояля, слепо уставившись перед собой. Лоб у него блестел от пота. В окне напротив уже не было отражения Алисы – отражение сгинуло в темноте.

Алиса взяла со стола сумочку и, опустив голову, чтобы ни с кем встречаться взглядом, направилась к лифтам. Она прошла мимо барной стойки, мимо стоящих неровным строем торшеров, мимо официанта, который непонятно замер с пустым подносом в руке, забыв заказ или выбирая, какой обслужить столик. С каждым шагом света становилось всё меньше. Лёгкое судорожное тепло, которое ещё держалось в ресторане – рядом с роялем, напротив окна – тонуло в пронизывающем, как ветер, мраке.

Алиса остановилась.

Двери лифта поблёскивали, отражая свет последнего, примостившегося у стены торшера. Здесь начиналась ночь. Алису окружала осязаемая темнота – её можно зачерпнуть рукой, и она оседает холодом на пальцах. Над циферблатом с указывающей на этаж стрелкой, по потолку и по полу тянулись чёрные тени.

Алиса невольно попятилась.

Ожил лифт. Заскользила по циферблату стрелка, отсчитывая в обратном порядке этажи – четвёртый, третий, второй… Что-то двигалось в темноте. Алиса подумала, что, если прикроет на секунду глаза, то сгинет так же, как отражение без света.

Первый.

Стрелка замерла, указав на последнюю – или первую – цифру. Послышался мелодичный звонок. Двери лифта открылись.

Кабинку заполняла темнота.

Алисе показалось, что мир разошёлся по швам, как старое платье, и теперь всё вокруг затягивается в образовавшуюся прореху – гаснет свет, стены сходятся складками, подобно заношенной ткани, и проваливаются во тьму, а сама Алиса тускнеет, становится тенью. Но потом в кабинке лифта прорезалась чья-то фигура.

Алиса вздрогнула.

Она попятилась, сжимая сумку. Тени ползли по полу и потолку, залезали на стены. Алиса задела за что-то плечом и чуть не упала. Торшер опасно покачнулся, но устоял – его стеклянный плафон задрожал, расплёскивая свет, и по затоптанному полу заходили широкие тёплые волны.

Алиса побежала к оставленному минуту назад столику.

Всё ещё не занят.

Рояль с поднятым крылом, островки света, тонкие стебли торшеров по-прежнему отражались в окне, однако тапёр ушёл, оставив после себя незакрытую клавиатуру и задранный вверх, как для карлика, винтовой табурет.

Светильник на столе не горел.

– Решили задержаться? – послышался знакомый голос.

И снова – натянутая улыбка, зажигалка для сигарет, несколько раз вхолостую высекшая искру, и огонёк свечи, затрепетавший под абажуром.

– «Голубую лагуну»? – уточнил официант. – Или что-нибудь другое?

Алиса задумалась, но у неё не было сил выбирать.

– «Лагуну».

Официант ещё раз улыбнулся – едва заметно, уголками губ, устав от вынужденных вымученных улыбок – и удалился исполнять полученный заказ.

Пламя свечи разгоралось, окутывая столик приятным теплом, прогоняя остатки мрака. В чёрном окне проявлялось отражение Алисы – сначала кисть на столе, пальцы, отстукивающие мелодию, которую теперь никто не играет, затем ссутуленное плечо.

Вдруг рядом появилось ещё одно отражение.

Алиса вздрогнула. К ней подошёл высокий мужчина средних лет в строгом чёрном костюме, с расстёгнутым на одну пуговицу воротником.

– Добрый вечер! – Знакомый голос. – Тоже оказались тут в ловушке из-за парома?

– Нет, – ответила Алиса, – на самом деле я и не планировала уезжать. Я…

Она не договорила. Мужчина выпучил маслянистые глаза.

– Интересно! Не против, если я к вам присоединюсь?

Алиса не успела ответить. Мужчина сел напротив, спиной к чёрному окну, закрыв собой её отражение. Алиса горестно поправила сумочку на плече.

– Вообще-то, – тихо проговорила она, – я не одна.

– Ждёте кого-то?

– Да. Вернее… Не совсем так. Но я…

– Ну, тогда я скрашу вам ожидание?

Мужчина был старше Алисы – его виски поседели, а под вылупленными глазами пролегали густые тени. Алиса подумала, что он похож на финансиста или банкира из многосерийного фильма, который кричит на кого-то по телефону во время биржевых торгов и с важным видом подписывает многомиллионные контракты. А ещё от него разило одеколоном и торфяным виски из мини-бара.

Мужчина представился, но имя его странно не соответствовало лицу и костюму, словно в невнятных целях он назвал Алисе чужое. Она решила – он будет банкиром. Пока не отсядет к другой скучающей даме. Или пока она не уйдет сама.