Александра Окатова - Трель дьявола. Премия им. Ф. М. Достоевского

А Москва была безвидна и пуста. Я в её теле уносила ноги подальше от места преступления, голова кружилась, но выцарапать меня из нового тела было никак невозможно, пусть простит меня эта девушка, Алёна её звали, но даже выжечь меня напалмом из её тела не получилось бы ни за что на свете! Я шла, чуть покачиваясь, и ни на кого не глядела. Что глядеть-то – никто не поможет, а стесняться некого, кого стесняться – тебе абсолютно всё равно, кто что подумает, мельком посмотрев на тебя.

Как я оказалась в третьих башмаках, в третьем теле, считая моё, конечно, – я не помню. Тело дрянь, откровенно говоря. Думаю, что когда я ночью потеряла сознание от приступа астмы и умерла, ну да, я не знала, что то молодое тело, той девушки, что со свидания возвращалась, что у него, у неё, у меня, астма. Когда я увидела своё следующее тело в зеркале, каком зеркале? да в своём, я тогда на автомате доехала до своего дома, настоящего дома, где я всю жизнь прожила, пока с двадцатипятиэтажки не сиганула, то сразу поняла, что в этот раз мне не повезло, повезло, конечно, что хоть какое-то тело мне перепало, и я не труп хладный, но тело не айс.

Лет сорок, правда, выгляжу на пятьдесят, потому что тело до меня пило запоем. Лицо одутловатое, под глазами синие мешки, а виски жёлтые. На щеках позеленевшие синяки – синька, синяк, пьяница, в общем. Волосы и кожа в первую очередь страдают у алкоголиков. Волосы тусклые, жирные, месяц шампуня не видали, стрижка никакая, верно, друг-алкаш стриг.

Я так думаю, она где-то рядом обреталась, когда моё предыдущее тело задохнулось от приступа астмы на выходе от Него. Думаю, что это синее тело решило проверить мои карманы и сумочку, думало поживиться. Наклонилось надо мной, и я перебралась в него, единственно доступное на тот момент. Хорошо, что жива, и не в собачьем теле, и что не в мужском, и не в теле кошки или крысы, думаю, моя ненасытная, жадная сильная душа не погнушалась бы любой возможностью остаться среди живых.

Первым делом я напустила пенную ванну, насыпала туда питьевой соды. Что? Для похудения? Да, нет, нет, для дезинфекции, чёрт его знает, где это синее тело лазило? Сидела, отмокала целый час. Помыла голову три раза. Замотала полотенце чалмой на голове, настроение сразу поднялось, когда я увидела своё новое лицо в чалме, даже этому синему телу пошла чалма.

Мне нравится чалма. Моей душе нравится чалма.

Я люблю смелость и отвагу.

Причём тут чалма?

А чалма – это символ смелости и отваги.

Как усы у самураев. Усы тоже символ смелости и отваги.

Причём тут самураи?

Думаете, я сошла с ума? Ничуть не бывало.

Сейчас объясню: самураи по своему самурайскому кодексу, закону, должны отпускать усы. Чтобы, когда самураю отрубят голову, а это рано или поздно обязательно случится, если он не трус, – чтобы никто не подумал, что это женская голова, и его бы не похоронили без надлежащих воину почестей – обязательны усы, всё просто.

Перейдём к чалме: если воин-мусульманин погибнет в бою или паломник умрёт во время хаджа, то чалма станет его погребальным саваном. Думаю, надо иметь смелость и отвагу, чтобы носить на голове свой саван как постоянное напоминание о смерти и улыбаться при этом.

Как я стою и улыбаюсь в своих железных башмаках, которые напоминают о любви и смерти.

Любви до смерти.

* * *

Я намазала всё тело толстым слоем крема. Ногти ни к чёрту, поломанные, чёрные, на ногах месяц не стрижены, жуть! Привела их в порядок, относительно, конечно. Надела чистый халат, села на кухне у окна и стала думать, как быть дальше. Ну, вероятно, надо пролечиться: провериться на туберкулёз, венерические заболевания, вшей нет, это я уже проверила, у меня полгода, пока я буду носить третью пару башмаков, времени как раз хватит на диспансеризацию и профилактику, нормально, жить можно!

Облом.

Я пришла в себя. По щекам меня нещадно лупил здоровенный мужик в белом халате. Халат грязный, отметила я, на врача медведь не похож. Небритая морда с толстыми румяными (давление?) щеками и красным носом, ну, вылитый дед Мороз на утреннике в детском саду медвежат, заботливо склонился ко мне, почему же он меня только что лупил по лицу с остервенением? непонятно, и ласково спросил:

– Ну, что, очухался, студентик?

Я закрыла и опять открыла глаза, да, мол! Сбылись мои предчувствия. Если студентик, значит, я юноша. Остаётся радоваться, что я не этот медведь.

– Что со мной? – дала я петуха.

Медведь засмеялся от радости, что я жива и могу говорить.

– Ты грохнулся в обморок над первым же трупом! Она что, на твою мать похожа?

Это он про моё четвёртое тело? На бомжиху оно было похоже, как и третье, обе бомжихи в пролёте. И студентик попался мне под руку: а я так хотела жить! И башмаки ещё есть! И есть возможность всё-таки пробудить Его память.

Медведь принялся трясти меня с новой силой, похоже, это единственный приём реанимации, которым он владеет. Не мудрено, он же в морге работает, а я студентик-медик, походу. Я не помнила, как я оказалась в морге, последнее, что я помнила в четвёртых железных башмаках, это лик ангела.

Он наклонился надо мной: длинная светлая прядь волос и ёжик на башке. Серые внимательные глаза, любая девушка позавидовала бы таким густым и длинным ресницам. Нос немного крупноват, но он же ангел, а не ангелица, интересно, а он и правда, бесплотный, или? Нежные щёки, белая кожа, ангел открыл рот, я ощутила свежее, как утро в летнем лесу, дыхание, я выпростала руку из пришедшего в негодность тела и хотела погладить ангела по щеке, а он испугался: чего он испугался? я только погладить хотела, он опять приблизил своё светлое лицо, и мои руки, прозрачные, помимо моей воли, клянусь, я не хотела! не хотела забирать его тело, вцепились в него, душа выбралась, и сердце моего трупа перестало биться.

Я стала ангелом с серыми глазами и длинной чёлкой.

В его теле я лежала в морге на кушетке, куда, как я понимаю, меня отволок медведь в белом халате, и слушала его причитания. Он гудел:

– Вот, наприсылают молодых ангелов, они и труп вскрыть нормально не могут!

Интересно: медведь, так же, как и я, называет этого юношу, у которого я украла тело, ангелом. Значит, действительно похож.

– И в обморок грохаются! Как ты будешь работать хирургом, если от первого же трупа сразу вянешь, как цветочек? – он ласково заглянул мне в лицо, а я лежала и думала, что первый же труп и забрал тело ангела, и я оказалась в теле юноши.

Если подумать, то сносить семь пар железных башмаков – это никакое не чудо, а вполне обычная вещь: твой любимый перестал тебя узнавать, то есть не узнаёт в тебе именно любимую, это обычная история, мильон таких!