Вадим Кучеренко - Проклятие Гермеса Трисмегиста

Ольга. Откуда мне знать? Пойдите и спросите об этом у вашего отца.

Родион. Не могу. У него в гостях очень крутой дядек. Они мутят какую-то важную тему. Так что вам, Оленька, придется подождать в компании со мной. (Протягивает руку, как будто желая дотронуться до руки девушки, но не решается, и пытается замаскировать свое смущение развязным тоном). Есть водка и кока-кола. Не откажетесь от коктейля Джима Моррисона?

Ольга. (Демонстративно окидывает его оценивающим взглядом и качает головой, давая понять, что разочарована увиденным). Скажите, Родион, вам больше нечем заняться? Вы маетесь от безделья или это ваша работа?

Родион. О чем вы, Ольга Алексеевна? Поясните для непонятливых!

Ольга. Каждый раз, приходя к Сталверу Ударпятовичу, я застаю вас дома. Следовательно, делаю я вывод, либо вы хронический бездельник и живете за счет отца. Либо – жиголо.

Родион. Я как трусы без резинки. Веду свободное, ничем не обремененное существование.

Ольга. Тогда не тратьте даром времени. Мужчины подобного типа для меня не существуют.

Родион. А какие дядьки вас интересуют?

Ольга. Говоря на вашем молодежном жаргоне, хитовые и прайсовые.

Родион. Вот байда!

Ольга. Таковы все женщины! Почему я должна быть исключением? Или я уродина? А, может быть, дура?

Родион. Что ты, Оленька! Ты киска. Классная киска!

Ольга. То-то, мальчик! (Щелкает его по носу).

Родион. (Обиженным тоном). Вот измена! Какой я мальчик?! Если у меня нет бабла, это еще не повод считать меня огрызком.

Ольга. Не грузись, малыш! Круче тебя только яйца, а выше – звезды. Но я называю мальчиком любого мужчину, не способного осуществить мою мечту.

Родион. И что это за глюк? Скажи, не делай козью морду, Оля! Ну, пожалуйста!

Ольга. Хорошо, малек. (Походкой модели, идущей по подиуму, несколько раз проходит по прихожей, туда и обратно). Мой глюк, как ты, баклан, задвинул – водопады Игуасу.

Родион. Святые сосиски! Это где?

Ольга. Это в Бразилии. Ничто в мире не сравнится с ними по красоте. Представь картину: более трехсот потоков одновременно низвергаются с огромной высоты. А над ними – вечная радуга, созданная мириадами капель воды и солнцем. Я видела по телевизору.

Родион. Мне казалось, все киски мечтают о Париже.

Ольга. Увидеть Париж и умереть на вершине Эйфелевой башни? Вот это действительно полный отстой!

Родион. Но Бразилия – это так далеко! Там, наверное, живут люди-антиподы?

Ольга. Угадал, крутое яйцо! Когда у нас зима, у них – лето. Когда мы плачем, они поют. Этого достаточно, или мне продолжить?

Родион. Достаточно.

Ольга. И когда я увижу водопады Игуасу?

Родион. (Безнадежно). Вот шняга!

Ольга. Теперь понятно, почему – мальчик?

Родион. Понятно, киска.

Ольга. (Останавливается рядом с ним и кладет руки ему на плечи). Ну, не дуйся! Ты очень славный, Родион. Но больше я на эту приманку не попадусь.

Родион. А если?!

Ольга. Что – если?

Родион. Если будут водопады. Игу… Иго… Как их там?! Тогда ты изменишь свое отношение ко мне?

Ольга. Сначала пусть будут. А там посмотрим.

Родион. (Берет ее руки в свои). Оля, не уходи от ответа. Для меня это очень важно!

Ольга. (С неожиданной нежностью). Милый мой мальчик! Пожалуй, я в самом деле могла бы тебя полюбить…

Родион. Продолжай!

Ольга. (Сухо, словно опомнившись). Отпустите мои руки, Родион! Мне больно! Или я пожалуюсь вашему отцу. И он поставит вас в угол.

Родион. Ты смеешься надо мной, Оля!

Ольга. А что мне, слезы лить? Нет уж, прошли те времена. Когда-то, в один апокалипсический день, лежа на больничной койке, выпотрошенная и опустошенная, я поклялась. О, это была страшная клятва! Отныне и вовеки, сказала я самой себе, я не поверю на слово ни одному мужчине. И я не собираюсь ее нарушать. Даже ради такого славного человечка, как ты.

Родион. Смейся, смейся надо мной! Но знай – однажды все изменится.

Ольга. (Гладит его по щеке). Я буду ждать этого дня, Родион.

Родион. Оля, это правда? Так я могу надеяться?

Ольга. (Дает ему легкую пощечину). Надеяться может даже мышь в мышеловке. Вопрос, на что и как долго. Вот, например, моя надежда увидеть сегодня твоего отца. Она уже почти умерла. И как быть с этим?

Родион. (Радостно). Пойду встану на колени перед предком. Может быть, он сжалится и выпроводит своего дядька.

Ольга. А как я буду благодарна тебе за это!

Родион. Но, чур, ты идешь со мной, Оля!

Ольга. Боишься, отец навешает тебе звездюлей?

Родион. Боюсь оставлять тебя одну. А вдруг ты исчезнешь, как сон наркомана? Может быть, ты даже не женщина.

Ольга. А кто же тогда?! Вот нахал!

Родион. Я хотел сказать – не реальная женщина. Иногда мне кажется, что ты просто мой глюк.

Ольга. (Берет его за руку). Вот моя рука. Она из плоти и крови. Чувствуешь, какая теплая? Держи ее крепче. Может быть, тогда тебе удастся меня удержать.

Родион. (Целуя ее руку). Ты хочешь этого?

Ольга. О, если бы я сама знала, чего я хочу! (Отнимает свою руку и быстро идет по направлению к кабинету Голышкина).

Родион, опережая Ольгу, подходит к закрытой двери кабинета, откуда раздаются голоса. Но не входит, а преграждает Ольге путь и снова начинает целовать женщине руку, которую она не отнимает, прислушиваясь к разговору за закрытой дверью.

Свет освещает кабинет.

Мышевский. Спасибо за кофе, Сталвер Ударпятович.

Голышкин. Может быть, еще чашечку?

Мышевский. Если не возражаете, профессор, я хотел бы перейти к делу.

Голышкин. Извольте. (Жестом показывает на свою книгу). Итак, уважаемый господин Мышевский, если я вас правильно понял, вас влечет потусторонний мир и его тайны?

Мышевский. Я прагматик, профессор. Тайны потустороннего мира? Они начнут меня волновать, когда я переселюсь в этот самый мир. Надеюсь, это произойдет не скоро. Пока что для меня имеют интерес тайны мира живых. Вернее, только одна из них. Но уж за ней я, подобно Орфею, готов даже спуститься в царство мертвых.

Голышкин. И что же это за тайна, господин Мышевский? Она того стоит?

Мышевский. (Скрывая свое лицо в тени). Философский камень.

Голышкин. Хм-м… Так ваша навязчивая идея – это магистериум?! Признаюсь, вы меня разочаровали.

Мышевский. Но почему, профессор, вы так презрительно отзываетесь о моей идее фикс?

Голышкин. В конце концов, это даже не камень, если говорить о его внешнем виде. А некий химический реактив. Порошок, необходимый для трансмутации различных металлов в золото.

Мышевский. Вы считаете, это важно – как выглядит тайна, сводящая вас с ума?

Голышкин. А как же! Ведь вам не все равно, как выглядит женщина, которую вы собираетесь покорить? Или, говоря ужасным современным языком, уложить в свою постель.

Мышевский. Как можно даже сравнивать!

Голышкин. Но, возможно, я тороплюсь с выводами? И вас волнуют другие свойства философского камня? Те, которые, так сказать, можно употребить во благо человечества? Ведь принятый внутрь в малых дозах, этот золотой напиток – древние алхимики называли его аurum potabile, – способен исцелять любые болезни, омолаживать человеческое тело и даже продлять жизнь.