Илья Чистяков - Бесконечное лето

Было время, когда меня занимала идея: приобрести ещё один бюст, чтобы древнегреческому поэту в долгие периоды моего отсутствия не было так скучно. Однако никого порядочного и достойного такого соседа в продаже не нашлось. Разве что Ленин, против которого я совсем ничего не имею. Просто он у нас уже был. Нарисованный. Поэтому я бросил эту затею, хотя бюсты (смею заметить, совсем не писательские) до сих пор преследуют меня в контекстной рекламе.

Владимира Ильича мне подарили в университете…

В наши учебные времена (а, может быть, и в любые времена, но в наши – точно) бытовало мнение, что на филологическом факультете нет парней, а все особи мужского пола, которые всё-таки туда поступают – либо неудавшиеся танцоры балета, либо господа, придерживающиеся нетрадиционных взглядов на сексуальную жизнь. Ну, или, в крайнем случае, чересчур утончённые натуры, ничего общего не имеющие с традиционным представлением об истинно мужском характере.

Наш поток ломал этот и другие стереотипы. На пятьдесят три студентки приходилось шесть ребят, включая меня, при норме два-три, максимум четыре на курс. Удивительным было ещё и то, что после первой сессии никто из нас не был отчислен за неуспеваемость. Почти. Был седьмой, которого ни разу не видели на занятиях, поэтому я думаю, его смело можно исключить из статистики.

Помимо того что мы откровенно наслаждались женским обществом, о нашей мальчишеской нормальности говорило еще и то, что мы были далеко не ботаниками. Конечно, кто-то учился лучше, кто-то хуже. Но все шестеро могли себе позволить без зазрения совести периодически прогуливать пары, устраивать сабантуи в общежитии или на съемной квартире одного из нас. Что мы только не вытворяли: залазили по верёвочной лестнице на третий этаж женского общежития, проносили своих друзей в сумке мимо коменданта кампуса через турникет, спали в ванной, прогуливались голышом ночью на улице по морозу мимо психиатрической лечебницы, спасались бегством от отряда полиции, преследующего нас за распитие спиртных напитков в парке. Зачастую участвовали в драках и приходили на лекции с фингалами…

Мы были дружны. Особенно первые годы. Помимо отдыха и учёбы нас сближал спорт. Хотя всех ребят-филологов старших курсов мысль об обязательном участии в университетских соревнованиях приводила в ужас. Факультетская команда всегда выглядела посмешищем и традиционно занимала последнее шестое место, в лучшем случае получая награду «За волю к победе». Нередко мужская часть факультета попросту не участвовала: собрать команду было просто не из кого.

Так вот, в первый же год нашего обучения мы дошли до финала футбольного турнира, сенсационно опередив физико-математический, естественно-географический, философско-теологический и исторический факультеты, многократно превосходившие нас количеством ребят. Проиграли только технолого-экономическому направлению просто потому, что они одновременно могли выставить четыре равноценных состава, тогда как мы играли вчетвером с двумя запасными.

С этого момента наша команда стала регулярно подниматься над четвёртой строчкой в ежегодных футбольных состязаниях. На следующий год мы заняли второе место по баскетболу (не обошлось без везения: нам разрешили заявить в команду афроамериканских студентов из США, которые приехали к нам на филфак изучать русский). Благодаря нам факультет стал постоянно участвовать в спортивных мероприятиях, а результаты в итоговом зачётё, включающём футбол, баскетбол, волейбол, бадминтон, теннис, различные эстафеты, стали заметно лучше.

Впрочем, мы сами к себе относились со здоровой иронией и никогда не «звездили». С чего бы вдруг? Учились мы далеко не идеально, обещания, данные однокурсницам, не всегда выполняли, а преподаватели… многие из них нас просто терпели. Всё это мы прекрасно осознавали. Даже после того памятного для всех нас второго места в футбольном турнире во время награждения мы хором скандировали: «На филфаке нет парней!». Было смешно. Мы шутили друг над другом, пели песни о самих себе, сочиняли стихи. Один из нас даже издал свой собственный сборник стихов в одном экземпляре под псевдонимом Лорд Бакенбард: несколько тетрадных страниц в клеточку формата А5, скреплённых степлером, с иллюстрациями и десятком стихотворений. На обложке красовался портрет самого поэта, его нарисовал Макс простой ручкой, как и прочие иллюстрации.

Не знаю, сохранилась ли книжица, но я навсегда запомнил из неё стишок. Прочитаешь – и всё поймёшь про автора и его натуру.

Без заглавия

Однажды в дремучем лесу

Ёж повстречал Колбасу.

– Привет, Ёж!

– Здорово, Колбаса!

– Как твои дела?

– Вчера покусала Оса!

– Давай её зарежем?!

– А у тебя есть нож?

Ежа звали Брежнев,

Целоваться любил Ёж. 5 5 Стихотворение Кирилла Серова. Приведено автором по памяти.

Смешно вспоминать… Как известно, многие пытаются что-то писать в юношеские годы. А на филологическом факультете – немногие не пытаются. Вот мы и пописывали.

Даже среди всего моего душевного слезливого бреда, никогда неунывающие друзья различали стоящие, по их мнению, жизнеутверждающие вещи. Автор вышеупомянутого сборника особенно хорошо отзывался о моей оде трамваю. Звучала она примерно так:

Ода трамвайная I

В моей душе такая мука,

Вам скажет каждый краснобай,

Что вот такая вышла штука,

Я взял и полюбил трамвай.

И не мешает нам, о боже,

Что он железный, я мясной,

Что он мужского рода тоже,

Что электрический такой.

Я полюбил его за бабок,

Которые везде и всюду.

Когда я вырасту, таким же,

Наверное, ворчливым буду! 6 6 Здесь и далее в случаях отсутствия примечания стихотворение автора.

Не знаю, почему одна первая. Видимо, предполагалась и вторая ода, но её я так и не написал. Во времена студенчества я вымучил из себя немало стишков. К несчастью, они сохранились и, попадаясь мне на глаза, каждый раз вгоняют в тоску: наивно, глупо и бессодержательно.

Сейчас я совсем не читаю поэзию. Пора «ахов и вздохов» – в прошлом, а романтические иллюзии, как часто случается, разбились о несокрушимую филистерскую обыденность. Да здравствует проза в литературе! И в жизни.

Из всех шестерых ничего не писал только Макс. Зато он удивительно рисовал. Собственно, я не помню, чтобы он дарил мне эту картину с Лениным, которая в вычурной рамке висит сейчас на стене напротив меня, как и не помню, чтобы он её рисовал. Я нашел её несколько лет назад в своих книжных завалах. Вероятно, съезжая с общежития на свою первую съёмную квартиру, случайно прихватил искусно нарисованный карандашом на плотном картоне размера А3 рисунок, изображающий бюст Владимира Ленина на облупившемся постаменте в лесу.