Юрий Мори - Римаут

Отец остановился и напрямую спросил:

– Уми – это?..

– Собака. Всего лишь собака, наша с Лизой. Я боюсь, что Уми вернется…

Дальше Агате ничего не слышно, она уже внутри, в пахнущем деревом и специями доме. Слышит возню матери на кухне, но девочка не хочет сейчас помогать. Пусть Вик побегает, а ей хочется в свою комнату. И одеться теплее, с майкой и шортами она с утра промахнулась. Впрочем, в машине-то было тепло.

Скрипучая деревянная лестница с резными перилами вела на второй этаж. Там теперь их жилые комнаты, она уже знает – ее, Виктора, и спальня родителей.

Интересно, есть ли в доме вай-фай?

В автомобиле, стоявшем почти целиком в кустах чуть поодаль от ворот нового дома семьи Фроманов, сидел мужчина.

Он опустил ранее прижатый к глазам сложный объектив с направленным на дворик микрофоном. Мужчина явно пребывал в раздумьях. Он слышал весь разговор, он даже слышал, как Агата играет – кстати, у девчонки явный талант. Но вся эта информация не дала ему ровным счетом ничего. Цель его приезда в другом, а все эти мелкие странности с домом, оплатой наличными и судьбой какой-то собаки… Ему нет до этого дела. Пожалуй, стоило бы ехать следом за машиной этого Фромана и продолжать наблюдение. Не просто так же он приехал сюда, в Римаут. Предварительные сведения были довольно точными, но здесь, на месте – никаких зацепок.

Пока. Конечно же, только пока. Он никогда не приезжает зря и всегда добивается своего. Неприметный синий «пежо» тронулся с места и поехал следом, едва только автомобиль Павла добрался до ближайшего перекрестка.

Отец приехал через несколько часов, довольный и веселый. Агата как раз спустилась на кухню сделать себе бутерброд с ореховой пастой, поэтому слышала его рассказ.

– Мари, он совершенный псих! Нотариусу пришлось даже попросить справку о душевном здоровье. У него есть, кстати. Как это ни забавно. Но что он плел по дороге, Пресвятая дева!

Мама вопросительно посмотрела на него.

– Наш продавец, оказывается, был владельцем магазина игрушек. Не просто перепродавал все эти китайские трансформеры и куклы, нет! Он многое делал сам. Люди не хотели их покупать, но он делал и делал. Магазин пришлось продать. Немудрено, что он разорился! Еще у него была жена и куда-то пропала, – я думаю, просто сбежала от сумасшедшего. Возвращения собаки он боится, с ума сойти!..

Мария кивнула, наливая мужу луковый суп и раскладывая на тарелке хлебцы. На кухне уютно, все-таки умели раньше строить дома. Небольшие окошки с видом во двор, старая, но прочная мебель и удивительно современная плита, с кнопками и дисплеем, сразу приглянувшаяся матери. В углу равнодушно урчит холодильник.

Виктора не видно. Наверное, настраивает у себя в комнате сложный комплекс из настенного телевизора, пузатого системного блока и музыкального центра. Мальчишеские игрушки! Агата фыркнула над своими мыслями, но отцу показалось, что это он ее насмешил.

– Да, и не смейся. Я заехал в школу, дочка! – дожевав хлебец, сообщил Павел. – Договорился. С завтрашнего дня пойдешь, нормальное место, высшая ступень… С Виктором сложнее, приличные колледжи довольно далеко, придется подумать, где он будет учиться.

Сверху послышался приглушенный шум: братец явно подключил аппаратуру и теперь проверяет мощность звука. Если это на всю, то им повезло – в доме действительно толстые стены. Шум стихает. Наверное, сам не выдержал, уши завяли.

– Хорошо, папочка, – ответила Агата.

Она любит отца. И не только потому, что родной, – ей нравится смотреть на него. Высокий, с грубоватым лицом, он для всей семьи прежде всего символ надежности и спокойствия. Мать мягче, ей не решить и десятой доли проблем, которые так или иначе преодолевает для них отец.

– Вот и славно, принцесса. Одежда у тебя есть, старый рюкзак тоже пойдет, хотя бы до Рождества. Денег после покупки дома осталось маловато.

– Я понимаю, папа.

Мария тоже села за стол и посмотрела на Агату:

– Доченька, это новый для тебя город. Новые люди. Будь вежлива со всеми, нужно сразу создать себе хорошую репутацию.

В этом – вся мать. Репутация. Главное в жизни. Правила, устои, приличия.

Девочка начала быстрее доедать бутерброд, чтобы скорее вернуться в свою комнату. Она уже взрослая. Она все понимает. У нее свои интересы и своя жизнь, скрытая даже от Вика, не говоря уже о родителях.

– Да, мамочка. Все будет хорошо.

На стол падали крошки от тоста. Агата цепляла их пальцами и отправляла в рот. Привычки бедняков, так обычно говорит мама и вздыхает. Что поделать, они действительно небогаты.

– Представляешь, Мари, наш продавец дарил жене на праздники свои поделки! Он сам говорил – полгода назад сделал ей талисман. Какое-то местное словечко… А! Оберег. Игрушечного воина размером с ладонь. А жена все равно ушла. Можно, я не буду дарить тебе куклы?

Родители засмеялись, а Агату почему-то охватила неприятная морозящая волна, как из открытой дверцы холодильника. Непривычно. Надо будет подумать о причинах.

Раздался звонок в дверь.

В настолько старом доме ожидаешь нечто иное: колокольчик или вовсе дверной молоток. Но нет, вполне современная электронная трель. Четыре ноты. Отец вытер салфеткой губы и, удивленно вскинув брови, пошел открывать. Наверное, соседи пришли знакомиться. В таких маленьких городах это принято. Или нет?

Агата решила остаться на кухне: интересно же, кто пришел.

Отец вернулся еще более удивленным, чем уходил открывать дверь. За ним шел невысокий полицейский, заметно располневший, в мятой форме. Если бы не шевроны и кобура на поясе, он был бы похож на типичного продавца в маленьком магазине. Или на почтальона.

На вид ему было лет сорок, сорок пять. Сложно сказать точнее.

Вошедший обвел взглядом кухню, словно стремясь ткнуть своим крупным носом во все углы. Этот его нос в сочетании с маленькими глазками делал лицо местного полицейского неприятным. Не злым, но довольно несимпатичным. Игрушечный раздраженный тапир – вот на кого он был похож.

– Томас Каневски, полиция Римаута, – доложил тапир. Голос тоже не верх совершенства, скрипучий и холодный. – Представьтесь, пожалуйста. Нам так будет удобнее говорить.

– Павел Фроман. Мы только сегодня переехали в этот…

– Я знаю. Вы кто по профессии?

– Банковский служащий. Устроился в местное отделение МаниКэн.

Полицейский уже сидел за столом, записывая что-то в пестрый блокнот. Почерк у него мелкий, аккуратный. И писал быстро.

– Ясно, спасибо. А вы? – он повернул голову к женщине и вновь повел носом, будто принюхиваясь.

– Мария Фроман. Домохозяйка, – коротко ответила мать. Но не улыбнулась, видимо, полицейский ей тоже не понравился.

– Прекрасно. А девочка?