Алиса Тишинова - Кленовый букет, или Небесам вопреки. Мистический роман_2

Анжела уставилась на себя в зеркало, словно пытаясь найти там ответ. Измученный взгляд, устало-потрясенные глаза, и синяки под ними. Больше ничего нового…

На комоде, между тюбиками помады, пудрой и черным флаконом «Нарцисо Родригез», стояла, в стеклянной изогнутой рамке, свадебная фотография. Никакого гламура. Любительское фото, чуть размытое, – и оттого более настоящее. Счастливая Анжела в пышном белом платье и фате, и, не менее счастливый, Александр, который, влюбленно глядя на невесту, а не в объектив, держал раскрытый зонт. Приглушенная моросящим дождем зелень листвы за фигурами влюбленных. От снимка физически ощущался аромат лета и свежести, мокрой травы… И чувств, конечно. Любовь казалась Анжеле лучшей заменой любых благ. А сейчас любовь обманула ее, сыграла злую шутку. Теперь всё представлялось в другом свете…

Поддавшись зову навязчивой идеи, Анжела открыла страницу Виктории. Быстрые пальцы пробежали по клавишам, и отправили злое отчаянное сообщение. Это было совершенно неумно, но желание написать ей не отступало. Хоть в какой-то поступок выплеснуть эмоции. Избавиться от наваждения можно было лишь одним способом – совершить задуманное. Только тогда Анжела смогла начать длинное и обстоятельное письмо к Инге, пестрящее восклицательными знаками.

Замотанный в полотенце, лохматый после душа, Александр подошел к жене, положил руки ей на плечи:

– Всё пишешь… Целый роман в письмах, наверное.

– Угу-м… – она предусмотрительно стерла все опасные сообщения, оставив видимыми лишь несколько нейтральных. – Оперу пишу. – Рассмеялась. (Имелся в виду старый анекдот про Петьку с Чапаевым: «И про тебя пишу, и про Анку. Опер сказал – про всех писать»).

Что бы ни было, несмотря на обиду, разочарование и душевное отчуждение, – прикосновения мужа все ещё обладали властью над ней. Синий экран компьютера погас. Анжела прильнула к Александру, почувствовала себя маленькой и хрупкой в его руках. Тело посылало спасительные импульсы, и мозг, доведенный до предела, отключился на время…

…

Приметив во дворе гладкую, иссиня-черную кошку, Анжела заторопилась остановить качели и позвать Олесю домой. На чудовищно скрипящие качели давно с вожделением смотрела компания детей. В отличие от Олеси, они могли бы найти себе другие развлечения. Ну, пускай радуются теперь… Анжела с дочерью зашагали к дому, всё ещё напевая песенку. У Олеси просто замечательный слух. Если бы она ещё пела все слова по-настоящему, не сглатывая окончания, – запросто могла выступать бы на сцене. На секунду привычно сжалось сердце: почему другие дети, порой с куда более скромными данными, могут показывать себя где-нибудь, хотя бы на утренниках в детских садах, – их хвалят, им аплодируют…

Она обернулась, убедившись, что кошка следует за ними, безо всяких «кис-кис» с её стороны. Правда, она заметила и то, что дворовые сплетницы, сидевшие на скамейке, и до сих пор создававшие вид, что Анжелы с Олесей не существует, – оживились, глядя вслед. Ну, и пусть их…

Большая квадратная прихожая, и прилегающий к ней, балкон, наполненные солнечным светом, были, пожалуй, лучшим местом в квартире. Кошку вежливо пропустили вперед. Анжела немного опасалась Олесиной реакции, но полагала, что Савелий знает, что делает. В прошлую встречу – прежде чем проститься – он объяснил, что в кошачьем обличии ему сподручнее на люди показываться.

– Приветствую обеих! Здесь и обитаете, выходит? Неплохая квартирка, по мне так… – Леший уже обернулся самим собой, – а в какой момент – ускользнуло от Анжелы. – Разве что тебе в город хочется, поди…

– Привет! – чисто выговорила Олеся, и, счастливо рассмеявшись, протянула Савелию розовую ладошку, с совсем еще детскими пальчиками. Анжела глядела на них в изумлении: хорошенькая семилетняя девочка с пушистыми русыми кудряшками, в платьице в синюю клетку, и это чудо лесное, ласково пожимавшее ее ручку своей деревянной лапой, – были практически одного роста

– Ты Чудище-Снежище? – продолжала Олеся.

– Не совсем… – смутился Савелий. Сейчас ведь снега нет, видишь? – Меня зовут Савелий.

– А меня – Олеся! Это из песни: «Кудесница леса, Олеся…» А, ты – леший, я знаю. В «Снегурочке» тоже лешии такие.

– Ну да! Все-то сказки ты знаешь… Кудесница леса прямо наша…

У Анжелы пересохло во рту; она боялась спугнуть счастье… надолго ли оно? Олеся даже выглядела теперь иначе – смешливой девчонкой-первоклашкой. Ребенком. А не загадочной маленькой взрослой, с недоступными пониманию думами, омрачающими детский лобик, с постоянным напряжением в глазах, или же, напротив, – с чрезмерной веселостью без видимых причин. Без речи, практически. Только стихи и рифмы, заученные фразы из мультфильмов…

– Раз сегодня вы вдвоём, приглашаю обеих на прогулку… И в гости!

– Ура! – захлопала в ладоши Олеся.

– Туда же, к Феофану? – еле смогла выговорить Анжела. – Олеся, ты… есть не хочешь? Путь не очень близкий. Она старалась говорить обыденно. В самом деле, не кричать же: «Ты говоришь!!!»

– Я пить хочу. И в туалет.

– Да, ты права. И мне надо сделать то же самое… – особенно нужно выпить воды, а то теперь собственный язык слушался плоховато.

– Савелий… это как? Это при тебе только, не насовсем? – прошептала Анжела, когда дочь отошла на минутку.

– Думаю, нет, – грустно покачал головой леший. Зеленые глаза были полны нежности и печали. – Ноутбук захвати… Вперёд, девчата, в путь! – громко позвал он, зевнул, потянулся, и… Анжела словно бы моргнула, – и перед ней на цветастом половичке уже выгибала спину черная кошка.

– Я сейчас! – Анжела метнулась в спальню, вновь появившись оттуда, с чёрным чемоданчиком в руках. – Пошли, Олесенька!

Компания бодро зашагала от дома в сторону лесополосы. Там, на тропинке, вдали от людских взглядов, Савелий вновь принял своё обличье, а тропа начала кружить и петлять. Вскоре они очутились возле знакомого домика Феофана.

– Здравствуйте, гости дорогие! – Феофан распахнул дверь, подмигнув Олесе чёрным разбойничьим глазом. – Ждем вас. Входите, входите!

Олеся с восхищением разглядывала печку, домотканые половики, пучки засушенных растений и связки грибов, развешенные по стенам.

– А я думала, мы к бабе Яге идём!

– К Яге… нет, Яга – она подальше живёт, к ней так быстро не доберешься. Есть тут одна, правда… но на Ягу не потянет. Садись, дорогая! – он пододвинул Олесе гладкий чурбачок, ласково потрепал мозолистой рукой светлые кудряшки. – Вот тебе чаек, негорячий… Варенье земляничное, бублики. И вы присаживайтесь, – кивнул Анжеле и Савелию.

– Ты же дома чай не пьешь, – изумилась Анжела, глядя на уплетающую бублик с вареньем дочь. Да что там, – она и варенья никогда не ела. Никакого, самого вкусного. Из сладостей признавала лишь конфеты.