Андрей Яценко - Анализ романа «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова

Приведем полностью «Приют» Шуберта.

Бурный поток, чаща лесов,

Голые скалы – мой приют.

Бурный поток, чаща лесов,

Голые скалы – мой приют.

Как там кипучие волны идут,

Тайно и горько так слезы текут.

Тайно и горько

Так слезы, слезы текут.

Тайно и горько так слезы текут.

Как там деревья шумят в вышине,

Так сердце бьется трепещет во мне.

Как там деревья шумят в вышине,

Так сердце бьется трепещет во мне.

Так сердце бьется трепещет во мне.

Как скалы там неподвижно стоят,

Те же все душу муки томят,

Душу все те же муки, муки томят.

Душу все те же муки томят.

Бурный поток, чаща лесов,

Голые скалы – мой приют.

Бурный поток, чаща лесов,

Бурный поток, чаща лесов, вот мой приют.

Можно согласиться с отцом Андреем, что слушать вечно такого Шуберта – это испытывать страдания.

В-третьих , приятно писать при свечах гусиным пером.

Мастер неоднократно и разным героям озвучивал свое отношение к написанному роману и будущему писательству.

Ивану Бездомному —

«Настали совершенно безрадостные дни. Роман был написан, больше делать было нечего…»

«Скажите мне, а что было дальше с Иешуа и Пилатом, – попросил Иван, – умоляю, я хочу знать. – Ах, нет, нет, – болезненно дернувшись, ответил гость, – я вспомнить не могу без дрожи мой роман».

«– А вы сами не будете разве? – тут он поник головой и задумчиво добавил: – Ах да… Что же это я спрашиваю, – Иванушка покосился в пол, посмотрел испуганно.

– Да, – сказал мастер, и голос его показался Иванушке незнакомым и глухим, – я уже больше не буду писать о нем.Я буду занят другим».

Маргарите – «Я возненавидел этот роман, и я боюсь. Я болен. Мне страшно».

Воланду —

«После некоторого молчания Воланд обратился к мастеру:

– Так, стало быть, в Арбатский подвал? А кто же будет писать? А мечтания, вдохновение?

– У меня больше нет никаких мечтаний и вдохновения тоже нет, – ответил мастер, – ничто меня вокруг не интересует, кроме нее, – он опять положил руку на голову Маргариты, – меня сломали, мне скучно, и я хочу в подвал.

– А ваш роман, Пилат?

– Он мне ненавистен, этот роман, – ответил мастер, – я слишком много испытал из-за него.

– Но ведь надо же что-нибудь описывать? – говорил Воланд, – если вы исчерпали этого прокуратора, ну, начните изображать хотя бы этого Алоизия.

Мастер улыбнулся.

– Этого Лапшенникова не напечатает, да, кроме того, это и неинтересно».

И, несмотря на такую определенность взгляда мастера, как будто не слыша его, Воланд желает ему « приятно писать при свечах гусиным пером».Можно ли себе представить в пугливо озирающемся обросшем бородой человеке из сновидения профессора Понырева, творца, кому приятно писать?

В-четвертых , подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула.

Однако, как указывает Андрей Кураев, гомункула создал не Фауст, а его антипод – доктор Вагнер. И гомункул считал себя несчастнейшим из людей, потому что у него не было физического тела. И не вынеся страданий, он разбивает свою реторту, в которой находился. Получается, что мастер ничего не сможет создать, а если что-то и получится, то его творение будет несчастным.

Выходит, что Воланд навязывает романтичность мастеру, не принимая во внимание его интересы и состояние. Ведь мастер уже говорил Воланду при их первой встрече, что его ничего вокруг не интересует, кроме Маргариты.

«После некоторого молчания Воланд обратился к мастеру:

– Так, стало быть, в Арбатский подвал? А кто же будет писать? А мечтания, вдохновение?

– У меня больше нет никаких мечтаний и вдохновения тоже нет, – ответил мастер, – ничто меня вокруг не интересует, кроме нее,– он опять положил руку на голову Маргариты, – меня сломали, мне скучно, и я хочу в подвал.

– А ваш роман, Пилат?

– Он мне ненавистен, этот роман, – ответил мастер, – я слишком много испытал из-за него».

Так обретет ли тогда мастер покой в вечном приюте? Сомнительно. «… в потоке (лунной реки – А.Я.) складывается непомерной красоты женщинаи выводитк Ивану за руку пугливо озирающегося обросшего бородой человека.Иван Николаевич сразу узнает его. Это – номер сто восемнадцатый, его ночной гость».

Теперь рассмотрим положительные моменты в вечном приюте со слов Маргариты.

Во-первых , «…слушай и наслаждайся тем, чего тебе не давали в жизни, – тишиной».

Это утверждение не соответствует реальности. Мастер снимал двухкомнатную квартиру в подвале дома. Ее окна выходили во двор. «Дворик-то этот был тем и хорош, что всегда был пуст». Если двор всегда был пусть, то в нем всегда была тишина. Следовательно, утверждение Маргариты ложно.

Во-вторых , «Вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься, и кто тебя не встревожит».Но мастер любит только Маргариту. «Она поглядела на меня удивленно, а я вдруг, и совершенно неожиданно, понял, что я всю жизнь любил именно эту женщину!» Так мастер отозвался о первой встрече с Маргаритой. «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!»

И позже после всех испытаний мастер сохранил свое чувство к Маргарите.

«…Маргарита, припав к уху мастера, что-то пошептала ему. Слышно было, как тот ответил ей:

– Нет, поздно. Ничего больше не хочу в жизни. Кроме того, чтобы видеть тебя…»

Следовательно, больше к нему никто не придет. И это утверждение Маргариты оказывается ложным.

В-третьих , дом с венецианским окном.Звучит красиво, а как в нем внутри? В таком доме будет светло, только когда за окном светит солнце. Богослов Андрей Кураев указывает, что, например, Фауста Гете тошнило от витражей.

Но как? Назло своей хандре

Еще я в этой конуре,

Где доступ свету загражден

Цветною росписью окон!

Где запыленные тома

Навалены до потолка;

Где даже утром полутьма

От черной гари ночника;

Где собран в кучу скарб отцов.

Таков твой мир! Твой отчий кров!

Иоганн Вольфганг Гёте «Фауст» Первая часть » Ночь. Перевод Бориса Пастернака

В-четвертых , «… ты будешь засыпать с улыбкой на губах…»

Такое пожелание Маргариты, конечно же, должно обнадежить мастера. Но так ли оказалось на самом деле?

«… в потоке (лунной реки – А.Я.) складывается непомерной красоты женщина и выводит к Ивану за руку пугливо озирающегосяобросшего бородой человека. Иван Николаевич сразу узнает его. Это – номер сто восемнадцатый, его ночной гость».

Что-то не похоже, что мастер каждый вечер засыпает с улыбкой на устах. Или же утром и днем его что-то так пугает, что он озирается в ожидании новой неприятности?