Джозеф Шеридан Ле Фаню - Дом у кладбища

– Клянусь Юпитером, сэр, он пронзил его насквозь! – сказал полковник Блай, когда О’Флаэрти упал.

– Так и есть, клянусь святым Георгием! – отозвался генерал Чэттесуорт. – Но только кого?

– Длинного , – пояснил Блай.

– О’Флаэрти?.. Нет, видит Бог… хотя да; шустрый малый этот Чарльз Наттер, клянусь Юпитером. – Генерал вытянул шею.

– Управился в мгновение ока!

– Вот чертяка!

Оба достойных джентльмена застыли с биноклями в руках, их лица напряглись, а кривившие губы усмешки говорили о том, что удаль молодого поколения вызывает у старых вояк воспоминания о собственных былых проделках.

– Куда уж вашему новому фейерверкеру до хладнокровного, опытного бойца, – ехидно заметил Блай.

– Да будет вам, сэр, этот О’Флаэрти и трех недель у нас не пробыл, – ревниво вступился за честь полка генерал. – Среди наших фейерверкеров есть такие мастаки, против которых Наттер и десяти секунд не продержится!

– Похоже, несут… несут… – (Долгая пауза.) – Тело ? Нет, клянусь святым Георгием, он сам идет, хотя и ранен .

– Слава тебе господи, что этим обошлось, – искренне обрадовался генерал.

– Сажают в карету… Ну и длиннющие же у него ноги…

– Дела… такого рода, сэр… весьма… весьма прискорбны, – с расстановкой произнес генерал, фокусируя бинокль.

Не верьте – упоение, которое испытывает испанец, наблюдающий за боем быков, не идет ни в какое сравнение с тем, что испытал Чэттесуорт. Вдвоем со старым Блаем они следили из своего уютного укрытия уже за шестым поединком, в котором принимали участие офицеры Королевской ирландской артиллерии. Предполагалось, разумеется, что «дела подобного рода» противны убеждениям генерала и совершаются без его ведома. Однако же в назначенный час генералу неизменно приходил каприз навестить полковника, и закадычные приятели вместе следовали на полубастион, где старались не упустить из виду ни единой детали. Виновницей того, что бедный генерал сделался лицемером, была его сестра, мисс Бекки Чэттесуорт. Она подчинила себе податливого и безобидного старика не силой денег – секрет ее власти заключался в железной воле и невиданной дерзости.

– Да, прискорбны… чертовски прискорбны… ранение, я полагаю, в корпус?.. Вот они снова наклоняются… наклоняются… а?.. Дьявольски прискорбны, сэр. – Генерал подумал о том, что скажет, а самое главное – что сделает мисс Бекки, если О’Флаэрти умрет. – Ха! Снова зашевелились… Паддок садится в карету… и Тул тоже. Рана не слишком серьезная, так ведь? Он в сознании и передвигается сам, вы заметили? – Собравшись с духом, генерал добавил: – Что бы ни говорили, сэр, я считаю: если уж случилась ссора, нужно выпустить пар… выпад-другой… или пистолетный выстрел… Кто это садится вместе с ними?.. Патер?.. Ей-богу!

– Неловко будет, если О’Флаэрти умрет папистом, – цинично заметил старый Блай, – по уставу в Королевской ирландской артиллерии должны служить протестанты.

– В нашем полку такого произойти не может, сэр, – высокомерно отозвался генерал. – Но я вот о чем говорил: если уж ссора приключится… наконец отъехали… если приключится, говорю я… ого! Ну и галоп, аж земля трясется, разрази меня гром! Добром это не кончится… – И, после паузы: – И… и… насчет того, что вы сказали, знайте: в нашем полку никто не умрет папистом… Так не бывает… и никогда не бывало… Это была бы низость , сэр, а О’Флаэрти – джентльмен; нет, это невозможно . – Генералу вновь вспомнилась мисс Бекки, которая не могла спокойно говорить о Пороховом заговоре, восстании 1642 года и вообще об иезуитах; слегка возбужденный, он продолжил: – Так я о поединках, сэр, пусть они и вошли в обычай…

– Что бы стало с обществом, если бы их не было, хотел бы я знать, – с ухмылкой прервал его Блай.

– Пусть они и вошли в обычай, сэр, но не можем же мы сидеть и говорить спокойно: так и должно быть , в самом деле, не можем .

– Ваша сестра, мисс Бекки, сэр, также высказывается по этому поводу с большой решительностью.

– А! Ну разумеется, – заметил Чэттесуорт невинным тоном и слегка закашлялся. Блай, это мрачное пугало, улыбнулся, глядя в подзорную трубу, он знал, чем вернее уязвить старого вояку. – Вот я и говорю… ну да!.. Они разобьются, не иначе… и… и, знаете… похоже, все кончилось… так что, дорогой полковник, мне пора, и…

Еще один долгий взгляд, и генерал спрятал бинокль, оба в задумчивости зашагали обратно. Внезапно генерал проговорил:

– Я все думаю… не может такого быть… понимаете, если бы у патера были такие намерения, как вы говорите, Паддок не допустил бы его в карету… Паддок хороший офицер и знает свой долг.

Прошло несколько часов, и, спешиваясь у артиллерийских казарм, генерал Чэттесуорт, к немалому своему удивлению, завидел Паддока и О’Флаэрти, которые медленно прогуливались по улице. О’Флаэрти ступал нетвердо и был явно не в своей тарелке. Генерал ответил на приветствие и недоуменно уставился на фейерверкера: он никак не мог понять, куда же, в какую часть тела пришлось ранение и как доктора умудрились поставить пострадавшего на ноги так быстро.

– А, лейтенант Паддок. – Улыбка генерала показалась Паддоку многозначительной. – Доброго вам вечера, сэр. Доктор Тул где-нибудь поблизости или, может быть, вы встречали Стерка?

– Тула нет, сэр.

В надежде, что хотя бы по случайности у Паддока сорвется с языка что-нибудь интересное, генерал вовлек его в беседу и пригласил следовать за собой.

– Не окажете ли вы мне честь, лейтенант, отобедать сегодня вечером у меня? Придут Стерк, капитан Клафф и тот самый изумительный мистер Дейнджерфилд, о котором мы так много слышали на приеме в офицерской столовой. Пять часов не слишком для вас поздно?

Паддок зарделся, уверил, что нет, и с глубоким поклоном принял приглашение своего командира. Надобно сказать, что чувство, которое влекло его в Белмонт, правильней всего обозначить эпитетом tendre [18] Нежный (фр.) . ; в альбоме Паддока имелось немало очаровательных стансов всевозможных размеров и форм, где то и дело встречалось имя Гертруда.

– И… вот что, Паддок… лейтенант О’Флаэрти… мне… мне показалось… а вы как думаете? – На испытующий взгляд генерала ответа не последовало. – Мне показалось, что вид у него какой-то не такой, – он не болен ?

– Он был болен, и не на шутку , еще сегодня днем, генерал: внезапная атака…

Генерал вгляделся в пухлое, полное важности лицо Паддока, но взгляд этот не сказал ему ничего любопытного. «Он был все же ранен, так я и знал, – подумал Чэттесуорт, – но кто его лечит, и почему он уже на ногах, рана была серьезная или пустяк, царапина, и где же она, где?» Эти вопросы так и рвались наружу, и последний из них генерал задал-таки вслух, как бы невзначай: