Дон Арк - Остатки страха

Такие странные мысли приходят в голову человеку при пробуждении.

Я оглянулся. Вокруг меня ползали крысы – но не с вампирскими клыками, какие были у крыс в подвале дома Гоулов, а с обыкновенными зубами, которых даже не было видно. Они пищали что-то друг другу и не обращали на меня никакого внимания.

Я находился в месте, которое можно было бы назвать подвалом, но подвалом оно не являлось. Несмотря на бетонные закопченные стены и потолок, затхлый запах и побуждавший к дремоте бледно-желтый свет двух ламп, помещение напоминало скорее большую кладовку. Что меня особенно удивило, помимо крыс и меня, в помещении находился попугай. Он сидел в клетке, которая, в свою очередь, была подвешена на цепь под потолком. Попугай был большим и красивым: желтые, зеленые и синие перышки гармонично смотрелись на его фигуре. Он казался самодовольным: грудка была выпячена вперед, а золотистые глаза были уставлены в некую точку поверх моей головы.

Я ясно видел очертания его тела, зрачки его глаз, и это напугало меня: давно зрение мое не было столь хорошим. А от того, что попугай смотрел куда-то поверх меня, я чуть задрожал и обернулся назад. Голая бетонная стена, более ничего. Что могло привлечь внимание такого создания? Пожалуй, ничто, это ведь всего лишь тварь из мира животных.

В моей голове все еще чудом работали некоторые нейронные связи, потому, оглядевшись, я не без всплеска адреналина понял, что нахожусь не просто в бетонной коробке, в которой было с десяток (а то и больше) крыс и один красивый попугай, а нахожусь в помещении, холодном, грязном, из которого нет выхода. Не было ни дверей, ни окон, ни проемов, ни чего бы то ни было еще – бетонная коробка как она есть!

И я ругнулся. Решил подняться, но тело отказывалось мне подчиняться. Хорошо еще, что крысы не реагировали на меня – иначе страх мой возросся бы до таких пределов, что отказало бы и без того измученное сердце.

Не без тени беспокойства я решил осмотреть себя. В первую очередь, несомненно, взгляд мой привлекла моя правая нога. Она была сиреневой – было в том нечто одновременно пугавшее и завораживавшее, – притом боль не ощущалась как раньше, словно нечто тормозило ее: поворачивая ногу из стороны в сторону, я ощущал лишь отчасти неприятное покалывание…

С ноги мои глаза перебежали на руки. Они казались мне слишком тяжелыми, потому я опустил их на здоровую левую ногу. Они дрожали, были покрыты мурашками. На правой руке, выглядевшей неестественным образом худой – мне даже показалось, что я вижу очертания обтянутых кожей костей и вен, – висел темно-синий браслет. Обычный браслет, однако плотно прилегавший к коже.

Во рту был привкус чего-то горького, из-за чего возникло сильное желание выпить хотя бы стакан воды.

Я сидел на месте, прислушиваясь к тонкому жужжанию каких-то генераторов, которые, по-видимому, находились по другую сторону стены, о которую я оперся.

Жужжание, сменяемое гулом, после вновь наступавшее… Жужжание-гул-жужжание-гул… Я выравнивал дыхание, разыскивая глазами хотя бы щелочку в одной из стен. Раз ее нет ни на одной из стен – значит, надо искать на потолке… Но я не был уверен в том, что выхода нет: все-таки некоторые стены не были достаточно освещены двумя лампами. Я ждал. Просто ждал. Плевать, что будет дальше, лишь бы дождаться момента, когда кто-нибудь войдет в помещение. А пока ждал, пытался выстроить в голове план.

Любой из вариантов, созревших в моей больной во всех смыслах слова голове, не устраивал меня. То я продумывал, как захвачу в заложники какого-нибудь слюнтяя-охранника, то представлял, как нахожу выход из военной базы, то… «К черту все!» – в конечном итоге решил я, и тело мое обмякло. Какой может быть план, раз я не знал даже, в какой части базы нахожусь и есть ли выход из бетонной коробки!

Глаза мои смыкались, а красивый попугай продолжал смотреть в одну точку поверх моей головы. Это не могло не нервировать (с другой стороны, таким образом он не позволял мне заснуть – уж не знаю, осознавал ли он это или нет), потому я накричал на него.

Не помню, что я выкрикнул, но, вероятнее всего, то был сплошной поток мата… Попугай в ответ моргнул и отвернулся к другой стене. Крысы никак не среагировали, как будто были загипнотизированы или являлись созданиями биотехнологов (соответственно, таковым и подчинялись).

Послышался треск. Какой-то механический треск – настенный громкоговоритель! – после которого мелодичный мужской голос пронизал воздух помещения.

– Дэвид Хикок, добро пожаловать в мои цветные кошмары!

После этих слов я невольно подумал: «Мужик, знал бы ты о моих кошмарах, своими бы не похвалялся».

– Ты находишься на военной базе «Дэдфилд» [21] Dead Field – в переводе с английского «мертвое поле». . На секретной военной базе. Как ты думаешь, почему она называется секретной, раз увидеть ее может каждый дурак наподобие тебя?

Я промолчал.

– Молчишь. На твоем месте я бы постоянно разговаривал, ведь отсчитанного на жизнь времени все меньше и меньше…

Шорохи.

– Что ж, тебе повезло оказаться здесь именно в этот прекрасный солнечный день. Жаль, ты не можешь увидеть этого замечательного солнца.

Снова шорохи.

– Рад сообщить тебе, что твои родители и бабушка живы.

Я встрепенулся.

– А Беатрис? – выкрикнул я куда-то во тьму, где, вероятно, был установлен настенный громкоговоритель. В то мгновение я вспомнил, как Беатрис выглядела в последнюю нашу встречу. Она не была счастлива, хотя и широко улыбалась. Она держала меня за руку, но не сжимала ее как раньше. Прогулка друзей, ничего более. Я вспомнил ее волосы, казавшиеся серебристыми от падавшего на них света уличных фонарей…

– Вау! Ты настроен на разговор? Это хорошо, это очень даже хорошо. С Беатрис все в порядке, если не считать ее душевного состояния…

– Что? Что с ней?..

– Не волнуйся. Просто шок. Такое часто случается с нашими… клиентами.

«Какие, мать его, клиенты?!» – подумал я про себя и попытался подняться на ноги.

– Можешь даже не пытаться подняться: мы ввели тебе в вену один препарат – новая разработка Дина Шмитца! Интересный человек. В ближайшее время, как нам и надо, ты будешь лежать, будто овощ, а потом встанешь… Встанешь тогда, когда тебе можно будет встать.

«Значит, где-то в помещении еще и камера установлена».

– Так как ты думаешь, дорогой, почему базу называют секретной?

Я помотал отрицательно головой.

Послышался сдавленный смешок, только другого человека, не того, кто со мной в те минуты разговаривал.

– Мог бы и догадаться… – сказал все тот же неизвестный. – Свидетелей принято убирать.

Да, свидетелей принято убирать. Только основная проблема заключается в том, что каждый человек так или иначе (по собственному желанию или невольно) становится свидетелем чего-либо. Человек идет по улице и видит, как кого-то избивают. Человек идет по улице и замечает, как кошка несет в зубах мышь. Человек смотрит в окно и становится свидетелем первого поцелуя влюбленных. И так далее и тому подобное. Все мы свидетели, все мы обвинители, все мы судьи. Одно не понятно: как столько личностей в нас уживается и почему не всегда мы решаем, кем быть в той или иной ситуации?