Гера Домовникова - Фантастический Калейдоскоп: Ктулху фхтагн! Том II

В отеле за стойкой регистрации его встретил усатый индус лет сорока, одетый в белую рубашку и черные брюки.

– Добро пожаловать, мистер… – индус заглянул в листок бронирования и произнес по слогам русскую фамилию. – Вы планируете остановиться у нас на семь дней?

Служащий отеля говорил медленно и отчетливо – видимо, привык общаться с иностранцами. Артем прекрасно понимал его, не зря закончил английскую спецшколу.

– Да, – он надеялся, что недели хватит: в январе туманы здесь бывают довольно часто, как пишут в Интернете. – И мне нужен велосипед в аренду.

– Хорошо. Вы можете взять за дополнительную плату.

– Не знаете, будет ли туман в ближайшие дни?

– Наверное, скоро будет, – индус пожал плечами. – Хотите сделать фотографии? Очень красиво. Но не ходите на мост, когда туман.

– Почему? – Артем напрягся.

Почему все гонят его прочь от моста? Сначала этот сумасшедший старик, а теперь служащий отеля.

Лицо индуса помрачнело.

– Это очень опасно.

Артему показалось, что в карих глазах промелькнул страх.

***

Он проснулся до рассвета, как делал уже третий день подряд, и посмотрел в узкое окошко. Сердце подпрыгнуло и часто забилось – улицу скрывала плотная пелена тумана. Наконец-то!

Ноги вдруг стали ватными, накатила волна тягучего страха, к горлу подступила тошнота. С трудом преодолев слабость, он наскоро оделся и вышел на улицу. Рядом со входом стоял арендованный велосипед. Артем дрожащими руками снял замок с колеса, уселся в седло и отправился в путь.

Езда успокаивала, страх отступил, и снова появилась уверенность в том, что все будет хорошо. Вдоль набережной двигался чей-то темный силуэт. Кому-то тоже не спалось. Кажется, у прохожего на шее висел массивный фотоаппарат, но в туманных предрассветных сумерках трудно было разобрать.

Через пару минут перед глазами появилась знакомая картина – тонкие спицы тросов и узкая дорога между ними, ведущая в непроглядный туман. Артем остановился, одна нога на педали, другая на полотне моста, и надвинул на лоб трикотажную шапку. Наверное, сейчас со стороны все выглядело в точности, как на фотографии. Черная фигурка велосипедиста застыла перед стартом в неизвестность. «Путешествие на небеса», так назывался снимок.

На секунду показалось, что невидимая холодная рука прикоснулась к плечу. Артем вздрогнул, тряхнул головой, отогнав наваждение, и поставил вторую ногу на педаль…

Сначала он ехал медленно, оглядываясь по сторонам. Вокруг не было ничего, кроме узкой дороги, металлических оград и белой туманной пелены. Артем ускорился. Хотелось поскорее миновать вязкую полумглу и прорваться вперед. Туда, где ждала мечта.

Он мчался все быстрей и быстрей, но мост не кончался. На белесом полотне тумана выступили серые тени. Они приближались, оставаясь бесформенными сгустками, издавая шелестящий звук – многочисленные голоса что-то шептали на незнакомом языке. В сердце заполз липкий страх. Артем попытался притормозить, но ноги словно приросли к педалям и продолжали двигаться сами собой.

Серые тени обступили со всех сторон. Ужас заполнил каждую клеточку тела. Стало невыносимо холодно, тысячи невидимых ледяных иголок вонзились под кожу. Артем перестал чувствовать влажный запах реки, освежающий ветер на лице, напряжение мышц. Только этот абсолютный холод. Казалось, будто кто-то капля по капле высасывал из окоченевшего тела эмоции, чувства и саму жизнь.

***

Однажды – какое бессмысленное слово, ведь время больше не имеет значения – он видит впереди, в тумане, темную фигуру велосипедиста – одна нога на педали, другая на полотне моста. Фигура поправляет трикотажную шапку и как будто застывает перед стартом.

Проезжая мимо, он касается призрачной рукой плеча велосипедиста – то ли пытается предостеречь, то ли ободрить. На самом деле, ему все равно. Чувства тоже полностью утратили смысл. Велосипедист вздрагивает, трясет головой, словно отгоняя наваждение, и ставит вторую ногу на педаль.

Одинокая ворона боролась с размокшей в луже коркой черного хлеба – та разваливалась и никак не желала оставаться в клюве. Прошло много лет, а во дворе моего детства ничего так и не изменилось. Вот качели, на которых мы всей компанией семилеток учились делать «солнышко», вот мусорные контейнеры, из которых мы доставали картон, чтобы жечь высокие, как нам тогда казалось, до второго этажа костры. Как-то раз Илюха, мелкий и белобрысый, кинул в огонь какой-то баллон. Тот взорвался, кусок отлетел ему в голову, и с тех пор бедняга заикался.

Весенней слякотью зачавкала под ногами тропинка, что вела к гаражному кооперативу – всё, как и много лет назад. Вот узкий проход между домами, в котором мы с Мишкой, моим лучшим другом, как-то раз нашли порнографическую карточку. Находку мы бережно передавали друг другу, перепрятывали все в новых, более заковыристых местах как, самое настоящее сокровище, пока не спрятали так хорошо, что сами не смогли найти.

Вот и отцовский гараж, самый дальний в линии. Из-под серой краски проглядывает ржавчина, на замке обрезанная пластиковая бутылка – чтобы не заржавел. До боли знакомо скрипит длинный, похожий на гвоздь-сотку, ключ в замке, будто бы открывая некое хранилище детских воспоминаний.

***

Произошло это за пару месяцев до моего десятилетия, почти двадцать лет назад. Вот уже три с лишним месяца я не ходил в школу – отлеживался после тяжелой болезни. Заболел я глупо. Отец – антрополог по профессии – решил провести со мной день «по-мужски» и позвал меня на зимнюю рыбалку. Ему, наверное, в силу неопытности, показалось, что к началу декабря лед будет достаточно крепким. Он ошибся. Дотопал до середины озера, помахал мне рукой – безопасно, мол. Я только и успел пройти несколько метров, как услышал ужасающий треск, а потом меня накрыла темная ледяная вода.

Не знаю, как отец успел меня достать – очнулся я уже дома, чуть ли не через неделю, истощенный и едва способный говорить. Мать все плакала и кормила меня с ложечки, а отец трогал за плечо, будто проверяя что-то, приговаривал: «Живой! Живой!»

Из-за постоянного кашля – я выкашливал озерную воду еще добрые месяца два – и общей слабости организма родители наказали мне сидеть дома. По вечерам мать занималась со мной по школьной программе, чтобы я не отстал, а днем родители уходили на работу, и я оставался один.

Чтобы я не умер со скуки, отец, скрепя сердце, торжественно выдал мне пульт от громоздкого видеомагнитофона «Грюндиг» – семейной гордости. Вдобавок, отец, видимо, под давлением чувства вины, принес с рынка целую стопку кассет. Чего там только не было – «Том и Джерри», диснеевская «Белоснежка», мультфильмы Тэкса Эйвери, почему-то без перевода, и – совершенно неожиданно – невыносимо жуткий «Восставший из ада», который я так ни разу и не набрался смелости досмотреть до конца.