Гера Домовникова - Фантастический Калейдоскоп: Ктулху фхтагн! Том II

Так, упакованный учебниками и видеокассетами, я, по плану родителей, должен был провести дома безвылазно добрые… не знаю, сколько. Каждый день они приходили домой, наскоро осматривали меня, пихали мне градусник подмышку и говорили: «Ты еще слишком слаб. О школе не может быть и речи!» Какой мальчишка не обрадовался бы таким каникулам! Но друзей родители приглашать тоже не разрешали – опасались, что те меня могут чем-нибудь заразить, и я не выкарабкаюсь.

Но на то и нужны лучшие друзья, чтобы поддержать в трудную минуту. Как-то раз у меня зазвонил домофон. Дома, кроме меня, никого не было, я взял трубку, и это оказался Мишка Горлов. Он страшно обрадовался, услышав мой голос и, несмотря на мои увещевания – касаемо запретов отец был очень строг – все же напросился в гости.

Первые пару раз я жутко нервничал, но с какого-то момента это стало традицией. Мишка частенько прогуливал школу, и поэтому, выйдя из дома, прятался где-нибудь во дворе – в ракете или за мусорными контейнерами – и высматривал моих родителей. Увидев, что те вышли из подъезда, он пулей бежал к домофону, и я его впускал, чтобы смотреть вместе «Тома и Джерри», «Белоснежку» и пытаться сквозь пальцы посмотреть хотя бы пять минут «Восставшего из ада».

Так было и в тот день. Влетев ко мне домой, он был необычно возбужден. Спросил с порога:

– Слушай, а ты у своих предков когда-нибудь малинку находил?

– Где, в огороде? – удивленно спросил я.

– В каком огороде? Ну, клубничку? Порево? Находил, нет?

– Да не-е-е… – с сомнением протянул я. Я сомневался в значении этого слова, знал лишь, что это что-то неприличное. – Откуда у них?

– Ага, все они не такие… Прикинь, я у Шибаевых дома был…

– Брешешь! Как они тебя пустили?

– Да я с их мелким математикой занимаюсь.

– Ты? – я едва не покатился со смеху. – Да ты таблицу умножения до сих пор не знаешь!

– Какая разница? Причем здесь таблица? Что ты привязался? Не хочешь – не слушай!

– Да слушаю-слушаю! – что Мишка попал в репетиторы Шибаевым, меня и правда не удивляло – этот куда хочешь без мыла влезет. – Ну и?

– Ну, я ему понаписал примеров, а сам пошел посмотреть, что дома лежит… – по лицу Мишки пробежала тень. – Ну я так, из интереса чисто!

– Ох, Мишка, попадешься ты однажды…

– Да я не взял даже ничего! Ты дослушай! Нашел кассету. Не подписанная, без названия. Включил – а там… Блин, даже не знаю, можно ли тебе говорить вообще.

– Слышь! Сказал «А», говори «Б»…

– Ну, короче, там как на той карточке, помнишь? Только по-настоящему все! В движении! Прямо… все видно, прикинь! Там баба такая, в чулках, и негр…

– Фильм какой-то что ли? – не понял я тогда.

– Да какой фильм на хрен! Там этот негр ее прямо на свой кочедык насаживает!

– Да ладно? – протянул я с сомнением. – Такое… наверное, не снимают.

– Ты дурак, что ли? – с какой-то даже жалостью спросил Мишка.

На секунду я представил себе эту сцену – получилось весьма смутно. Какая-то баба в чулках – мне представилась тетя Ната из гастронома, а негр почему-то был дикарем с костью в носу и держал в руках огромную корягу – так мое воображение в тот день истолковало слово «кочедык». Я не удержался и прыснул.

– Чего ржешь? Дурак совсем?

– Да так… О своем. А с чего ты решил, что этот фильм у моих родителей тоже есть?

– Он у всех предков есть. Ну, не он, а какой-нибудь навроде…

– Я все кассеты пересмотрел, – кивнул я на полку. – Если бы такой был, я бы его уже нашел.

– Ага. Наивный чукотский мальчик. Думаешь, они его на виду хранят? Такое обычно прячут.

И Мишка, наглый от природы, не дожидаясь моего разрешения, принялся распахивать шкафы в гостиной.

– Эй, это мамины вещи! – вмешался я, когда он по плечо залез рукой под стопку одежды.

– Она должна быть где-то… Может, здесь? – Горлов, невзирая на мое возмущение, продолжал копошиться в родительских пожитках. Вдруг оторвался, оглянулся на меня, спросил: – А что тебе сегодня мамка оставила?

– Котлеты и пюре.

– Айда перекусим?

От пюре Мишка благородно отказался. Отрезал нам по два куска черного хлеба и сделал два бутерброда с котлетами. Он такие называл «чизбургеры». Макдональдса в нашем городе тогда еще не было, так что ему было невдомек, что в чизбургеры обязательно кладется сыр.

Подкрепившись, Горлов с новыми силами бросился на поиски «малинки». Взобравшись на рискованную конструкцию из двух стульев, он принялся шарить по антресолям, сбрасывая на ковер целые комья пыли. Наконец воскликнул:

– Есть! – и едва не полетел на пол, благо я придержал.

В руках у Мишки действительно оказалась кассета без подписи. Более того – таких кассет мы оба, оказывается, никогда не видели. Толще обычной, она имела сбоку небольшое окошечко, а внутри виднелась еще одна кассета, только раза в четыре меньше – точно одна кассета была беременна второй.

– Ну что, смотрим?

– А может, не надо? – при взгляде на эту кассету на меня тогда нахлынула необъяснимая паника.

Почему-то мне казалось, что или магнитофон зажует эту странную кассету, или родители как-то прознают о том, что я брал чужое.

– Да не ссы ты! Главное, момент запомнить, с которого началось, чтобы на него отмотать обратно, а то спалят.

«Грюндиг» с приятным скрежетом проглотил кассету, а Мишка уже колдовал с пультом.

– У тебя видик на нулевом? – уточнил он с видом знатока и тут же переключил на нужный канал.

Пузатый «Филлипс» зашипел на нас рассерженной кошкой. Экран пестрил белым шумом.

– Пустая, – с каким-то облегчением и странной гордостью за родителей выдохнул я.

Почему-то тогда мне казалось, что найди я у них «малинку», мое отношение к ним изменилось бы навсегда.

– Погоди, ща промотаем! – с уверенностью сказал Горлов, нажимая на кнопку «FWD». Магнитофон действительно издал звук, похожий на «фвыд», и пленка закрутилась быстрее. Вдруг белый шум разошелся, превратился в полоски, а на их фоне темнела какая-то картинка. – Йес-с-с!

Мишка отпустил кнопку перемотки, изображение замедлилось.

– Говорил же, твои тоже смотрят…

Зернистое изображение показывало женщину, совершенно голую. От смущения я на секунду отвернулся, тут же почувствовав, как вспыхнули щеки. Но что-то мне подсказало, что перед нами никакое не порно. Женщина на экране не была похожа на ту памятную «даму червей», что раздвигала какие-то розовые складки между ног и сладострастно облизывалась на камеру. Вместо чулков и пояска на женщине были наручники, державшие ее руки высоко над головой, а ноги были прибиты к полу гвоздями!

– Я не хочу это смотреть! – с замирающим сердцем сказал я, отворачиваясь, а Мишка, наоборот, не мог оторваться от экрана.

– Нифига себе, смотри! Она же вся…

Горлов почти прильнул носом к экрану, рассматривая пленницу. Рот у нее был завязан какой-то тряпкой, на ляжках с внутренней стороны запеклась неаппетитная корка. Интерес подзуживал, я не смог удержаться и обернулся. С женщиной действительно было что-то не так. Вся она была покрыта какими-то дырками, разных форм и размеров. Частые отверстия на плечах и коленях, крупные, с яблоко, воронки на бедрах и грудях. Посреди живота вертикально висело что-то похожее на крышку от кастрюли. Я почувствовал, как холод наполняет кишки, скручивает их, выдавливая наружу писклявое, испуганное: