Живиль Богун - Смех единорога

Впрочем, Лия в любом одеянии была хороша. Чувство стиля, балетная осанка и уверенность в своей красоте делали её неотразимой. Хотя подруги-одноклассницы, а затем и однокурсницы, подражая ей, не добивались и половины подобного эффекта. Потому что Лия была эффектна сама по себе, от природы.

– Эмма, только ты можешь меня спасти! – страстно шептала она, наклонившись через столик.

– Прямо-таки спасти?

– Да! Если хочешь, это вопрос жизни и смерти!

– Серьёзно? – Эмма пригубила стакан с соком, чтобы скрыть улыбку.

– Не веришь? Я жить без него не могу! Пусть это звучит пафосно, но именно о таком мужчине я мечтала всю свою жизнь…

– Не пафосно – банально. На моей памяти, это уже пятый или шестой мужчина, о котором ты мечтала всю свою жизнь!

– Да, я не раз ошибалась! И что из этого следует? Что я не достойна счастья? – с вызовом бросила Лия. А буквально через мгновенье её глаза наполнились слезами, губы задрожали, плечи скорбно поникли. – Ты пойми, я люблю его! Эта поездка – мой единственный шанс…

Внезапная метаморфоза не произвела на Эмму должного впечатления.

– Артистка! – она с сомненьем покачала головой. – Прибереги свой талант для более благодарных зрителей. Меня, сама знаешь, страстными монологами не проймёшь.

– Знаю, – усмехнулась Лия. – Ты благоразумна и целомудренна за нас двоих. О всяких там принцах не мечтаешь… Или мечтаешь? – вдруг спросила она, глядя на сестру с пристальным прищуром.

– Речь не обо мне! – попыталась отмахнуться Эмма.

Но Лия уже вышла из образа Джульетты и заговорила чётко, деловито, насмешливо:

– Почему же? Ты зришь меня насквозь, дай же и мне заглянуть внутрь тебя и рассказать, что я там вижу. А вижу я обыкновенную спящую царевну: лежит она в своём хрустальном гробу в ожидании смельчака, который однажды проберётся в заколдованный лес и отважится её, такую распрекрасную, разбудить!

Эмма со вздохом откинулась на спинку стула.

– Господь с тобой, Лия! К чему эти шаблонные аллегории?

– К чему? – взвилась та. – Да к тому, что сон – это не жизнь! Пока ты дремлешь, часики тикают! Прости за откровенность, но в вопросах любви ты старомодная дурочка. Будешь ждать своего суженого, пока не состаришься. В итоге выйдешь замуж за человека достойного, пусть немного побитого молью, и будете вы вместе до конца дней своих посещать выставки-театры да рецензировать статьи друг друга… – Лия вдруг наклонилась и схватила сестру за руку, этим детским порывом выдав своё настоящее состояние: растерянность, волнение, тревогу. – Но я так не хочу! Я хочу жить сейчас и любить сейчас! А Оскар – он такой… такой настоящий, понимаешь? И я с ним настоящая. Пусть люди думают, что хотят, но нас связывает куда больше, чем работа. Да, он предложил мне главную роль в своём новом проекте…

– Прямо-таки рыцарь киноиндустрии! – не удержалась от колкости Эмма. – Ради дамы сердца готов на финансовый риск и медийный подвиг…

– Не в этом дело! – возразила Лия. – Главное, что с Оскаром я могу быть сама собой, ни под кого не подстраиваясь. Но если я сейчас не поеду с ним, Оскар решит, что я не верю в него как в режиссёра и не доверяю ему как мужчине – и укатит в свою Европу один, искать другую музу…

Лия резко умолкла, отстранилась и уронила голову на руки, не отдавая себе отчёта в том, насколько театральна её поза. Актриса душой и телом, она не умела по-другому. Она всегда была настроена на зрителя, даже если видеть её мог только Господь Бог. Красота ради красоты! Как великий Гауди разукрасил купол собора, видимый только с неба, так и Лия Ристич играла, в основном, ради самой игры…

– Ладно, Ли, – вздохнула Эмма, поддаваясь напористому обаянию сестры. – Убедила. Когда-нибудь ты точно получишь своего Оскара. Не этого, так другого… позолоченного и с мечом!

– С этим Оскаром я обязательно добьюсь и того, позолоченного! – засмеялась Лия, почувствовав смену настроения сестры. – Помоги, а? Вспомни, сколько раз мы менялись одеждой в садике, в школе, в гостях, и никто не замечал замены, даже мама с папой! Ты ведь тоже актриса, Эм, даже почище меня – только играешь не для зрителей, а для себя…

– Тебе не кажется, Ли, что время детских проделок давно прошло? – перебила сестру Эмма, невольно улыбнувшись: надо же, они даже сравнения одни и те же используют.

– В последний раз, Эмма! Скажем, в знак прощания с детством. Это будет абсолютно безобидная шалость, никому от неё хуже не станет. Ну да, папа чуток пометает молнии, но тебе-то что? Завтра ты уже будешь далеко, а я – ещё дальше! Тебе даже ничего не нужно делать, только сходить в оперу с приятным молодым человеком… Ладно, не очень молодым, но довольно приятным – как-никак, сотрудник посольства, достойная партия и всё такое.

– Чудненько! – сочувственно заключила Эмма. – Опять папа подсуетился? И как ему не надоест…

– Он упёртый. Вбил себе в голову, что только узы брака могут меня обуздать. Я же не такая благоразумная, как ты, хоть и старше на двенадцать минут…

– Допустим, я схожу в оперу вместо тебя, – снова перебила сестру Эмма, порядком устав от намёков на её мнимое благоразумие. – А что будешь делать ты?

– Улечу с Оскаром! Рейс в 21.15 из Шереметьево. Но если я не приду на свидание с герром Кристофом, он непременно позвонит папе, а тот подключит связи – и меня снимут с трапа под белы рученьки! – Лия развела руки грациозным балетным жестом.

Девушки замолчали. Лия вертела бокал с остатками сока, потупив глазки, якобы смиренно ожидая судьбоносного решения сестры. А Эмма отвлечённо размышляла о том, что их пара опровергает ещё один излюбленный стереотип: дескать, сильная социальная связь между близнецами заставляет их критичнее относиться к своим поступкам и учит нести ответственность за других людей. Увы, в их с Лией случае сие утверждение было применимо только к одной стороне…

Однако в данный конкретный момент счастье сестры действительно зависело от неё. Не в смысле маскарада и побега, нет! Просто до сих пор они жили, постоянно чувствуя плечо друг друга, и не метафорически, а вполне физически. Может, наконец пришло время расстаться и каждой самостоятельно идти своим путём?

– И когда будем меняться? – внезапно прервав молчание, спросила Эмма.

Лия подскочила и обняла сестру, опрокинув бокал из-под сока, благо, уже пустой.

– Я верила, я знала, что ты меня поймёшь! Ты единственная всегда меня… – заметив укоризненный взгляд сестры, она без запинки перескочила: – Прямо сейчас. Видишь бутик рядом с кафе? Переоденемся в примерочной. Затем я пойду в гостиницу к Оскару, а ты поедешь домой на моей «фисташке». Проблем не будет, обещаю: родители сегодня ночуют на даче. Вечернее платье и туфли я положила тебе на кровать…