Катя Березуля - Классный учитель

– Умылся, побрился, пожрал, надел непонятную одежонку, и готов! – перекрикивала Марина фен.

Вытерев лицо, он развернулся к Марине, всем своим видом демонстрируя желание покинуть ванную комнату. Но ей было необходимо во что бы то ни стало донести свою мысль до супруга.

– Пять минут и готов! А жене – детей собрать, накормить, самой накраситься, одежду подобрать, ребенка – в сад.

Марина выключила фен и прижалась к стиральной машинке, давая пройти Тимохину.

Тот вышел и прошел в коридор, где перед зеркалом хныкала Олька. Она неумело пыталась расчесать свои волосы, завивающиеся на концах в симпатичные кудряшки. Из ванной комнаты снова послышался шум фена, прерываемый нарочито громким ворчанием жены: «У меня сегодня гости на площадке, мне надо выглядеть», «В садик опоздаем, снова выслушивать от воспитателя».

Тимохин вытер слезы у дочери, взял из ее рук расческу.

– Давай сюда. Ща все будет. За дело берется папа.

Олька с доверием глянула ему в глаза и улыбнулась.

Расчесал дочери волосы, как мог собрал волосики в хвостик на макушке. Они с Ольгой рассматривали прическу в зеркале, и Тимохин спросил у идущего мимо Игоря:

– Ну что, норм?

Игорь не отреагировал, а Оля энергично закивала и принялась обувать сандалии. Тимохин потрепал дочь по голове и пошел за сыном на кухню.

Небольшой плоский экран, установленный на стене, показывал новости. Игорь сидел за столом напротив, на ощупь поедая яичницу, так как все внимание ушло в соцсети, которые он просматривал в телефоне. Тимохин взял со стола полупустую кружку с кофе, сделал глоток, слушая передачу.

– Сын экс-губернатора Михаила Линника решил пойти по стопам своего отца и зарегистрировался кандидатом в депутаты Законодательного собрания, – вещал диктор. – В дальнейшем Леонид Михайлович намерен добиваться губернаторского кресла.

На экране появилось изображение упомянутого Леонида Линника – брюнета лет сорока, дающего интервью корреспондентам.

– Вот козел, – Тимохин поставил кружку на стол.

– Пап, ты чего? – отреагировал на реплику Игорь.

Тимохин молча выключил телевизор и снова пошел в прихожую.

Оля стояла в одной сандалии, а в руках держала вторую, мучилась с металлической застежкой.

Тихонов взял из ее рук обувь и, расстегнув ремешок, отдал обратно.

– Спасибо, папа.

Из ванной вышла Марина – с макияжем, красивой укладкой, но все еще в халате и раздраженная.

– Ну, куда ты обуваешься уже? – набросилась она на Ольку. – Видишь: мать не одета еще?

Оля застыла на месте, держа сандалию в руках.

– Дурдом какой-то… – бросила Марина и ушла в комнату.

Тимохин назвал про себя жену стервой, а сам присел на корточки перед дочкой.

– Ты это, давай второй надевай, мама сейчас махом, – шепнул он ей. – А я пойду тоже одеваться, а то папе на работе дадут по жопе за опоздание.

Оля засмеялась.

Из комнаты вышла Марина. Женщина, которая свела Тимохина с ума пятнадцать лет назад. С годами она стала еще привлекательнее, но характер портился. Возможно, Тимохин сам был отчасти в этом виноват… На Марине был брючный костюм, из-под пиджака выглядывал топ с глубоким декольте.

– Там такая работа, что не страшно, даже если уволят сразу, – прокомментировала она, уже без злости и раздражения, а так, по привычке.

Тимохин придерживался выбранной стратегии – молчание. Марина, наклонившись, обувала туфли.

– Хотя нет, – добавила она, – без папы все пропадет, он ведь у нас гроза телефонных воришек.

Протянув руку к декольте жены, Тимохин одернул вниз топ, заглянув глубже. Марина шлепнула его по руке. Оля, уже уставшая ждать маму, начала что-то ковырять в стене. Из кухни вышел Игорь.

– Пап, арестуй маму, она неуважительно относится к стражу порядка, – внес он свой вклад в утренний семейный полилог.

Марина выпрямилась, готовая дать достойный ответ и сыну, но заметила занятие Оли.

– Дочка, не нужно портить квартиру, за которую, – выразительный взгляд на мужа, – мама еще не расплатилась.

Взяв Олю за руку, Марина вышла, захлопнув дверь перед носом Тимохина, намеревавшегося чмокнуть обеих на прощание.

Задержаться на лестничной площадке у почтовых ящиков Тимохина заставили нарисованные мелом на почтовых ящиках крестики. Соседка, пожилая женщина, также в раздумье созерцала необычные художества.

– Здравствуйте, Елена Андреевна, – поздоровался Тимохин.

– А, Алексей. Вот полюбуйся.

– Крестики? – спросил он.

– Они, родимые, – кивнула Елена Андреевна. – И на моем, вот, стоит. И на Марии Степановны с седьмого.

– А на моем не стоит.

– Ну вот и думай теперь, что хотели…

Она, кряхтя, спустилась по лестнице на первый этаж.

– Кто хотел? – спросил Тимохин, спускаясь следом.

– А шастали тут двое. Темненькие. Не русские, кажись. Спросила, чего хулиганят.

Елена Андреевна остановилась у двери в свою квартиру.

– И что? – уточнил он.

Соседка пожала плечами и скрылась за дверью, не ответив. Тимохин тоже пожал плечами, постоял секунду, затем вернулся к ящикам и переписал номера отмеченных крестиками в свой блокнот. Теперь пора было спешить в участок.

Проходя по двору, Тимохин увидел впереди, у следующей девятиэтажной панельки, двух подростков, рисующих что-то на стене дома.

Он неслышно подошел к ним сзади – на стене крупными черными буквами красовался номер телефона. Мальчишки были в легких кофтах с накинутыми на головы капюшонами, рюкзаками за спинами. Наверное, немного старше Игоря, прикинул про себя Тимохин. Один держал в руке баллончик с краской.

– Восьмерка кривовато получилась, – отметил вслух Тимохин.

Парни резко обернулись.

Изображая ценителя живописи, зажав рабочую папку локтем, прищуривая глаза и массируя подбородок, Тимохин делал вид, что внимательно рассматривает надпись, как будто картиной любуется. На самом деле, он уже запомнил особые приметы парней. Сережка в ухе белобрысого и шрам над левой бровью, у лысого на шее виднеется часть татуировки – крыло, на пальце крупный перстень.

– Краски скудноваты…

Он сделал шаг ближе к парням. Тот, что с татуировкой, державший баллончик, тут же бросил его в Тимохина и крикнул напарнику «Валим!», после чего оба смотались.

Тимохин успел среагировать, закрыв лицо. Баллончик попал в руку и упал на землю. «Засранцы», – проворчал он, потирая ушибленное место. После сфотографировал нарисованный на фасаде дома номер телефона, поднял баллончик и закрасил несколько цифр. И далекому от полиции человеку было понятно, что молодые люди рекламируют какую-нибудь наркоту.

Именно в этот момент мимо дома шел, опираясь на палочку, Иван Петрович, сосед, остающийся к своим 70 годам на удивление бодрым и энергичным. Он не преминул остановиться: