Ольга Шумская - Темная история

За непроницаемыми шторами обнаружился робкий проблеск света; последние дни октября решили побаловать теплом, и низкая облачность медленно рассеивалась, сменяясь безоблачным высоким небом.

МакГрегор достал аптечку и наконец-то занялся раной – лишь в конце, уже закончив неловкую перевязку, вспомнив, что в прошлый раз занимался подобным не самостоятельно. Поток рассеянных мыслей совершил обманный круг и вновь привел Филиппа к проблеме, к которой он все никак не решался подступиться.

Габриэль.

МакГрегор с тяжелым вздохом бросил полотенце на разобранную кровать и сдернул со стула рубашку. Одеваясь, он размышлял о грядущем дне, и думы были далеки от приятных.

Шел третий день конференции, день, который должен был стать последним. Завтра, в канун Хэллоуина, Вайлахер всерьез грозился устроить бал, объединив участников оружейной конференции с прочими посетителями выставочного комплекса, но Филипп, совершенно равнодушный к социальным мероприятиям, не мог всерьез проникнуться настроением праздника.

Завтра ему предстояло расстаться с Габриэль.

Он попросил, потребовал у нее три дня – и эти три дня были на исходе, а опасность, угрожающая ей, так и не проявилась. Если, конечно, не считать этой опасностью само его присутствие в жизни Габриэль Стерре. Пожалуй, если посмотреть объективно, единственной угрозой ее жизни были ситуации, в которые она попадала вместе с ним .

Филипп покосился на свое отражение в зеркале и мрачно показал ему кулак.

Подсознание было безжалостным. Драка в пабе, нападение у фонтана Нептуна, упущенный им четвертый бандит и сирены полиции вдалеке… а что, если ей вообще суждено умереть – именно из-за него?

МакГрегора невольно передернуло. Он с досадой выругался и довершил процесс одевания, натянув любимые затертые джинсы.

Ты отличный спутник для дамы в беде, парень. Проблема в кубе.

Вынести приговор себе оказалось легче, чем думать о том, что будет дальше. Одно Филипп знал точно: он не желал отпускать от себя эту взбалмошную, смелую девчонку.

Почему? Потому что все же хотел понять смысл своего видения?

Да, без сомнения, это было важно.

Но существовало и еще кое-что, помимо этого…

Она вторглась в мою жизнь, как ночной тать. Она заставляет меня смеяться.

Он выдохнул сквозь зубы и с размаху опустился на кровать, запустив пальцы в волосы. Перед глазами возник ее образ, смеющиеся глаза на отмеченном царапинами лице; уверенный, смелый взгляд человека, который способен на сильные поступки, человека с большим сердцем и душой, способной на страдания.

Человека, способного с легкостью наделать ошибок, которые скажутся на других.

Что чувствовал тот человек, чье кольцо она выбросила с моста в ту, первую ночь?… Невесть почему, Филипп принял его сторону в до конца не проясненном конфликте, и под его пристальным рентгеновским взглядом образ Габриэль приобрел новые, жестокие черты.

Она не производила впечатления человека, способного долго терпеть. В ней не было страха, в этих карих глазах не было выражения загнанной жертвы – и Филипп с легкостью мог представить, как она сама уходит в ночь, в одночасье решив, что жизнь нужно менять. Уходит, тут же забыв оставшихся позади людей, не думая о том, каково им .

Он наконец понял, в чем было главное отличие между ними: в ней не было смирения перед судьбой; не было этой нотки самопожертвования, способной привести человека к религии. Не было способности пожертвовать собой ради другого человека.

Наверное, такой была и его настоящая мать… женщина, которая даже не пыталась скрыть свою неверность и за это поплатилась всем, включая собственную жизнь. Во всяком случае, так ему сказали, потому что Филипп не помнил ничего о своей настоящей семье. Впрочем, сказанного было достаточно, чтобы раз и навсегда определиться со своим отношением к изменам.

Католики не одобряли разводов, и МакГрегор всегда знал, что даст слово лишь единожды, один раз и навсегда; брак был серьезным делом, в нем не было места импульсивным поступкам и глупой надежде, что все как-нибудь обернется хорошо…

У Филиппа не было жалости к ней. Он верил в искупление, в то, что за совершенные ошибки нужно платить.

…И все же, несмотря на его пристрастную, жестокую оценку, презрение так и не приходило. Вынося ей суровый приговор, он по-прежнему желал, чтобы Габриэль оставалась рядом, удивляла его своими поступками, поражала своими реакциями на мир, вызывала улыбку своей искренней, неподдельной любовью к жизни.

Казалось, она ничего не делает наполовину, отдается всему полностью, без остатка, и МакГрегор впервые задумался, каково было бы встретить ее раньше .

До видения в огне.

В нем ожило давно забытое чувство безысходности, и Филипп поймал себя на том, что ему хочется перекреститься. Эта девушка, эта женщина, встреченная ночью на мосту, она была похожа на злого духа, вставшего на его пути; он знал, что Габриэль не принесет ему радости, наоборот – принесет беду. Как дух полудня, нечисть, являющаяся при свете; полуденная мара.

Miserere, Domine…

Он вновь потянулся к телефону, повторил вызов; но Вальтер по-прежнему молчал. Что ж, день лишь набирал силы, и Филиппу еще только предстояло встретиться с его испытаниями.

Настроение, с каждой минутой наступающего дня достигающее новых глубин, окончательно рухнуло в Марианскую впадину, стоило Филиппу наконец-то добраться до выставочного центра и увидеться с Вайлахером.

В пустом, залитом светом конференц-зале не было Даниэля Ферле, но МакГрегор быстро понял, что это и к лучшему: в своем текущем состоянии он вполне бы мог существенно подпортить красивое лицо бельгийского вертопраха.

– Я же говорил! – взорвался Филипп, с силой впечатав ладони в тянущийся вокруг кафедры полукруглый стол. Удо Вайлахер, сидящий за столом в совершенно расслабленной позе, тяжело вздохнул и качнул лысоватой головой. – Говорил ему, что им нужна нормальная охрана!

– Филипп, успокойся. – Вайлахер жестом примирения вскинул вверх обе ладони и просительно взглянул на старого знакомого. – Даниэль нанял охранную компанию вдобавок к их собственным силам безопасности – во всяком случае, он так говорит, – так что никто не может сказать, что они безответственно подошли к обеспечению сохранности складов. Или ты злишься не поэтому?

Филипп изо всех сил постарался взять себя в руки и не зарычать; он прекрасно понимал, на что намекает Удо. Его бывший профессор отлично знал историю МакГрегора и понимал, что в данной ситуации его лояльность, мягко говоря, могла представляться двойственной.

– Ты уверен, что это были они? – Филипп постарался, чтобы его голос прозвучал ровно, без нотки рвущейся наружу бешеной злости.