Александр Катеров - Лестница в небо, или Рассказ очевидца

Я подошел к образу и перекрестился. Иисус смотрел на меня строго, но Его глаза были добрыми и печальными. Нимб за Его головой светился. Сияние было каким-то теплым и ярким. Мне было странно, что раньше я не замечал этого живого свечения. Сейчас я смотрел и видел образ по-другому. Я находил в нем то, чего раньше не замечал, то чему не придавал должного значения. Это маленькое солнце за головой Иисуса светило неземным светом, издавая звуки и тепло. Далеко не каждый мог бы увидеть это чудо. Но я был другим и поэтому не только видел, но и слышал эту икону…

Когда я вернулся в зал, то не сразу смог различить лица присутствующих. Передо мной все еще стоял образ Бога и звучала тихая небесная мелодия. Дети возбужденно, наперебой что-то рассказывали бабушке, возвращая меня к реальности.

Никита протянул матери лист плотной бумаги и сказал:

– Вот смотри, что мы нашли у папы в столе. Это он рисовал, он хорошо рисует, правда?

– Рисовал, – по-взрослому поправил его Алексей.

Я подошел ближе и взглянул на рисунок. Это было мое творение, и я его сразу узнал. Когда-то давно, когда в моей жизни были трудные времена по ночам я рисовал. Наверное, это были мои размышления, поиски и протесты. Тогда все отвернулись от меня и равнодушно наблюдали за моим падением. Все ждали конца, но я выжил и стал другим. Скрытный и неразговорчивый, я больше не верил никому. Я сам решал и сам делал. Я стал одиночкой и мне это нравилось. Этот рисунок я сделал тогда, когда по ночам не хотелось спать, когда не хотелось никуда идти и ничего делать. Эту работу я запомнил хорошо, потому что сам долго думал над ее сюжетом.

Она была нарисована не мной, кто-то водил мою руку по бумаге оставляя на ней персонажи и сюжет. На листе рисовальной бумаги была изображена немолодая женщина в длинном бордовом платье, которая стояла на облаках. Ее легкий и длинный шарф прикрывал седину на ее голове. Она походила на Мадонну, только ребенка на руках у нее не было, она держала мужчину за руку, который, казалось, застрял в облаках. Верхняя часть его тела была на поверхности облаков, а нижняя под ними. На ногах у него были большие и тяжелые сапоги, перепачканные грязью. Большие куски грунта на подошвах свисали лохмотьями и напоминали корни деревьев.

Только теперь я заметил, что женщина не держала, а тянула его к себе. И если бы я, то есть этот мужчина сбросил эти тяжелые сапоги, то он непременно оказался бы по ту сторону неба…

Это сейчас я понимал смысл нарисованной картины, это теперь я узнавал персонажи и понимал задумку художника. Теперь я с уверенностью мог утверждать, что этой женщиной была моя бабушка, а мужчиной был я. Я приятно удивился, когда заметил большое сходство персонажей.

И это подтвердил Никита, высказав свое мнение:

– А он на папу похож, правда?

– Похож. – Согласилась мать.

– А эта тетенька кто?

– Это ваша прабабушка.

– Она тоже умерла? Она с папой? – Спрашивал Никита.

– Надеюсь.

Мать все еще рассматривала рисунок, а я удивлялся невероятным находкам на листе рисовальной бумаги. Как я мог простыми акварельными красками изобразить серебристое свечение солнца, которым была наполнена картина.

Когда зазвонил телефон мать вздрогнула, я пришел в себя, а Никита уже громко кричал в трубку:

– Алло, я слушаю!

– Это тебя – Катька. – Никита протянул трубку брату.

– Чего надо? – Грубо ответил Алексей, а мать строго погрозила ему пальцем.

– Все понятно! Скоро буду! Все!

Он закончил разговор по телефону и сказал:

– Забодала она уже. И здесь нашла…

– Почему так грубо, Алеша? – Возмутилась мать. – Разве так разговаривают с девочками?

– Ничего, переживет! – Вступился за брата Никита.

– Мы пойдем, бабуля, а то у меня дела…

– Ну если дела, тогда – конечно. – Согласилась бабушка.

В прихожей они продолжили разговор.

– Маме привет передавайте. Что-то она совсем к нам не заходит. – Упрекала мать невестку.

– Да у нее дел – во-о! – Ответил Никита и развел руки в стороны, чтобы наглядно показать весь объем ее занятости.

Зацепив рукой покрывало на зеркале, он тихо спросил:

– А зачем закрывают зеркало? Чтобы мертвецы не ходили? А там, что мой папа?

С минуту было тихо, потом заговорил Алексей:

– Мертвецы не ходят. Давай лучше обувайся.

Опять наступила тишина и только Никита, надевая кроссовки, громко кряхтел, застегивая молнию.

Управившись с обувкой, он признался:

– А я посмотрел в зеркало. Я что теперь умру?

– Нет, конечно! – Успокаивала его бабушка. – Ты будешь жить долго при долго…

Алексей открыл дверь и дети, попрощавшись, ушли. Я хотел было проводить их до дома, но заметив, как мать тяжело пошла по коридору, остался с ней. Проходя мимо зеркала, она поправила покрывало и что-то прошептала. Когда она заговорила снова, я стал прислушиваться к ее монологу.

– Алешка какой большой, уже выше меня. Прямо жених – девочки ему звонят. А Никита – прелесть. Такой любопытный…

Она все еще восхищалась внуками, и рассказывала это кому-то, всматриваясь в пустоту. Я принимал это на свой счет и во всем с ней соглашался.

Присев в кресло, она тяжело вздохнула и сказала:

– Тяжело без тебя сынок, как же дальше жить?..

Она говорила со мной и красный цвет ее души пульсировал в такт сердцу. Он бурлил, увлекая за собой и другие цвета. Смешиваясь, они вместе выдавали новые и самые необыкновенные оттенки. Это была душа матери, которая не нуждалась не в каких характеристиках и заключениях.

Раздался телефонный звонок, и она сняла трубку.

– Паша! Почему так долго? – Упрекнула она отца. – Ничего не надо, все есть, давай домой – жду!

Она положила трубку и посмотрела на цветы. Рядом с ней на журнальном столике стояли красные гвоздики и лежал конверт, принесенный Сапогом. Мать взяла конверт и достала деньги.

– Много-то как? Куда нам столько?

Она положила купюры обратно и поправила гвоздики.

Разместив цветы звездочкой, она произнесла:

– Уважают тебя, сынок. Вот цветочки и деньги одноклассник твой принес, Митрохин Саша или, как он там у вас его зовут – Сапог, хороший паренек.

От этих слов меня передернуло и я, взбесившись, стал носиться по комнате из угла в угол.

– Знала бы ты какой он хороший?..

Я не находил себе места и, ругаясь, приводил в движение шторы и сквозняком хлопал дверями. Когда мать вскрикнула, я заметил, как конверт с деньгами слетел со стола, а гвоздики в вазе, поменяли положение.

– Это что? – Произнесла мать и перекрестилась. – Ты здесь?

– Здесь! – Ответил я, но она меня не услышала.

Мы молчали, чувствуя друг друга…

В дверь позвонили и мать вздрогнула. Помедлив она встала с кресла и пошла по коридору. У двери звонок повторился, выдавая чье-то нетерпение.