Михаил Поздеев - Секреты Заброшенной дачи

Анна попросила помощи выбраться и поинтересовалась дорогой, на что Прасковья ответила, что Митрофан поутру ее проводит к кладбищу, и если она пойдет в сторону заброшенного склепа, то сможет выйти к соседней деревне.

– Я иголочку тебе оставлю – ты, если захочешь, то, как я, можешь стать, когда в Москву вернешься: до крови ей уколись и накапай на перстень, и Господин сам найдет тебя… Уж больно ты мне понравилась… А не захочешь – и не надо, молодой надо жить, а не как я, в старости силу обретать, – проговорила старуха.

После чая и пирогов морило в сон, Анне было легко и безопасно со старухой, и она подумала: «А почему бы и нет…»

– Ты, Аннушка, разувайся и спи, на кроватку ложись. Мне нужно посидеть – бессонница в старости одолела. Утро вечера мудренее, да и резиновые сапоги я оставлю тебе – а то сыро там.

Анна разулась, сняла куртку, легка на кровать и уснула, ощущая запах трав.

Николай проснулся посреди ночи от женских голосов и плескания воды – голова от выпитого болела, во рту чувствовалась горечь. Он выбрался из палатки и увидел ее: Лиза и ее вчерашние подруги стояли по пояс в воде, одетые в белые сорочки и венки на голове, и пели старинную песню:

Приходи за полночь, парень холостой,

Будешь со мною ты вечно молодой.

Поцелуй уста мои,

И в моих чертогах мы будем

Говорить вечно о любви.

– Иди сюда же, глупый, я всю жизнь тебя ждала… – позвала его, смеясь, Елизавета. Она стояла по пояс в воде и, вытянув руки, улыбалась Коле.

Подруги окружили ее, образовав коридор, и продолжили песню:

«Милый мой ко мне пришел,

От своих забот ушел.

Будет он всегда со мной,

Ведь теперь он только мой».

Николай побежал в воду: он не чувствовал ее холода – схватил Елизавету за руки и притянул ее к себе, поцеловал в губы, почувствовав ледяное дыхание, и словно разум его отключился.

– Девоньки, он мой! – восхищенно кричала Елизавета.

Паша проснулся от криков женских голосов и вылез из палатки. Увиденное поразило его воображение: Николай заходил в воду, его голова уже совершенно скрылась в ней, торчала лишь макушка, а вокруг него, игриво махая рыбьими хвостами, резвились русалки с венками на головах.

Он крикнул: «Коля, вернись!» – и бросился в реку. Но холодная майская вода, проникнув в кроссовки, остудила его пыл. Павел рванул к тлеющему костру, сбросил с себя промокшую обувь, стал искать судорожно в вещах запасные ботинки – через пару секунд бросил рюкзак и истошно зарыдал.

Анне снился удивительный сон, как она летит над Москвой – в теле легкость: заглядывает в окна последних этажей высоток, проносится мимо небоскребов «Москва-Сити», видит снующие по городу кажущиеся микроскопическими автомобили. Дует холодный ветер – и ей становится очень холодно.

Проснулась девушка в холодном и темном доме, свет был потушен, Прасковьи и Митрофана не было, на столе стояли тарелки. Она потрогала печку – та была чуть теплой, глянув в окно, Анна поняла, что рассветает, неподалеку слышались приглушенные крики.

Надев куртку и унимая трясущееся от холода тело, она осмотрелась по сторонам: рюкзак лежал неподалеку, на тумбочке возле кровати лежали большая швейная игла и старинный серебряный перстень с зеленым камнем. У подножья стояли кроссовки и резиновые сапоги. Сапоги оказались немного велики, кроссовки она оставила в доме.

«Не обманула старушка…» – подумала Анна и спешно положила иголочку с перстнем в рюкзак. Выйдя на крыльцо, она увидела кота Митрофана, который ждал ее на дорожке, и торопливо пошла вслед за ним.

Со стороны реки слышались истошные крики, перемежаемые с рыданиями, понять их было трудно. Митрофан проводил девушку мимо заброшенных домов по узкой тропиночке и вывел к заброшенному сельскому кладбищу, которое заросло травой и деревьями, между ними виднелись кресты и покрытые мхом заброшенные каменные надгробья с потускневшими от времени фотографиями. Митрофан проследовал до конца кладбища и указал, куда нужно идти. Анна погладила провожатого и пошла вперед.

Девушка вышла из леса: светало, на ее пути стояло поле, покрытое придавленной травой и остатками снега, в конце него виднелись пятиэтажные домики и частные строения. Из рюкзака Анна достала телефон, включила его: сотовый оператор просигнализировал о наличии связи, и она увидела несколько пропущенных звонков: она проверила список, оказалось, что ее искали соседка по общежитию и мать с отцом. Девушка перезвонила матери, сообщила, что с ней все хорошо, просто в лагере не было сотовой связи, и она возвращается домой в Москву. Набрав соседке, узнала, что той тоже звонили родители, и также сообщила о скором приезде в Москву.

Добравшись до ближайшего села, Анна удивилась наличию людей и машин на улице. На автостанции она села на ближайший автобус и уехала в Псков.

Участковый майор Сеславин Ярослав Петрович с нетерпением ждал пенсию по выслуге лет, до которой ему оставался ровно год. Майские праздничные выходные дни он проводил на приусадебном участке, где с женой и сыном, курсантом академии ФСИН, занимался сельским хозяйством – пятнадцать соток требовали ухода, как и куры и кролики. Вечером он мечтал о шашлыках из свинины, но звонок начальника отдела полиции быстро выдернул его из грез.

Как следовало из путаного рассказа полковника Боброва с обилием нецензурной брани, парочка сумасшедших москвичей поехала в деревню Поспутово, после чего один из них на машине появился в селе и утверждал, что его друга украли и утопили в реке русалки, а девка, которая была с туристами, тоже пропала.

– В общем, Ярик, приезжай и разбирайся: село то хоть заброшенное, но территория твоя – ты ближе всех. «Там на месте уже есть несколько ребят из уголовного розыска», – напоследок сказал Бобров.

Сеславин проклял свою службу и проворчал, что доработать спокойно до пенсии не дадут, но спешно стал собираться. Из гаража достал одежду для охоты – зеленую камуфляжную куртку и такие же штаны, резиновые сапоги; верная супруга сделала ему бутерброды и сунула термос с горячим чаем.

Вскоре личный «УАЗ Хантер» участкового выдвинулся в сторону села.

В здании поселковой администрации находился взъерошенный молодой человек, который нес натуральную околесицу, рядом с выпученными глазами сидели молодой оперативник по фамилии Плотников и прапорщик Сидоров.

Карасин говорил что-то про русалок и про то, что «Анька – ведьма». Сеславин предложил по телефону позвонить его потерянному другу и девушке. Телефон Коли был выключен, но до Анны участковый дозвонился, и та логично объяснила, что парни пили алкоголь, а она потом покинула их, уехав на автобусе в Псков.