Николай Ободников - Чертовидцы, или Кошмары Брянской области

– Кто лепешку разминировал?

– Никто, – отозвался Нектарий. – Вот. – Он сунул под нос кузнецу скрипичный смычок, взятый днем в школе. На волосе смычка толстым слоем лежал свежий навоз, топорщась кусочками соломенной подстилки. – Отравленный. Карлика им по горлу полосну.

Гвидон потрясенно посмотрел на расплывавшегося в блаженной улыбке Колорада. Задумался. Сколько же тот выпил? Задумался еще крепче. А сколько же выпили они все?

Казимир между тем кинул в рот ягодку аронии. С чавканьем разжевал. Ага, созрели.

– А я скажу, почему мы караулить не стали. А вдруг бы Литавр всех зараз покрыл, как бык – стадо? И смотрели бы мы друг на дружку печальными, коровьими глазами.

Гвидон, ломая ветки, вскочил:

– Вот поэтому и не караулили, идиоты. И сейчас не станем. Чуть не вляпались.

Оставив после себя смятую аронию, они направились к бензоколонке.

Около часа ночи у Булата защипало в носу, и он открыл глаза. Обнаружил, что лежит на животе, руки согнуты в локтях, хотя совершенно точно знал, что во сне не ворочался. В домике нещадно воняло кислятиной. Всё так же мерцала керосинка. Он осмотрелся и наткнулся на испуганный взгляд широко раскрытых глаз Лунослава. Тот застыл на своем топчане – и тоже животом книзу.

– Что за вонь? Будто отрыжку из простокваши подожгли.

– Ты пошевелиться можешь? – осипшим голосом спросил Лунослав. Голова его задергалась, словно он оказался игрушкой кукловода, имевшего на руках всего одну нить – ведущую к макушке.

Булат попробовал встать, закряхтел: подчинялась только гребаная шея, от которой было мало толку. Тело казалось зацементированным фундаментом. Тем не менее «фундамент» вполне ощущал, как угол шкуры колет бок.

– Одеревенел, точно полено. Только голова и крутится. А у тебя как?

– То же самое.

Промелькнуло нечто размытое и черное, будто брошенная траурная фата. Мошкара. Затем раздались хлопки, почему-то наводящие на мысли об аплодисментах на оргии. Крылья!

В поле зрения сотрудников бюро, аккурат между топчанами, вышагнул отвратительный обнаженный карлик. Одноглазая тварь из глубин преисподней. Волосатой лапкой он настраивал бородавчатый член на нужный лад. Лунослав ощутил, как уха попыталась силой расширить пищевод.

– Вот так ягодки. Обе в силе да в соку. – Выкормыш тьмы с хрипотцой, указывающей на возбуждение, хихикнул. – Этой ночью я стану вашим любовником, ибо мое имя…

– Пипку не сточи, – оборвал его Булат. Лицо молодого человека выражало скуку, какая обычно бывает, когда показывают, как пишет обыкновенный карандаш.

Карлик с усмешкой оскалился:

– Мое имя – Литавр, вестник сладкоистомного Гесиода. Ваши попки надолго меня запомнят. Хлоп-хлоп. Ну, кого первого одарить настоящей мужской любовью? – Он хохотнул.

Лунослав с трудом сглотнул, не веря, что сейчас скажет это.

– М-меня, – просипел он. Как же хотелось дать пинка Булату! – Бери… бери меня первым.

Булат честно постарался состроить серьезную мину, чтобы глупая тварь ничего не заподозрила. Однако бездонный трагизм в глазах напарника тронул его врожденное чувство цинизма. Он против воли зашелся в смехе, ставя под угрозу всю их задумку.

– Не знал, что в тебе столько невостребованной страсти, брат шаман!

– Пошел ты в задницу, урод чубастый!

Но Литавру было глубоко плевать на их болтовню. Он уже приголубливал Лунослава: гладил по голове, потирал спину, разминал бёдра.

– Такой смелый, такой… дрожащий .

Несмотря на ужасы, пережитые в образе заколдованной бумаги, происходящее грозило максимально дополнить их. Лунослав с ужасом почувствовал, как пах сжимается, словно оказавшись в холодной воде.

– Боже мой, я, кажется, передумал… Я передумал! Передумал!

Булат, уткнувшись в подушку, засмеялся. Вынырнул из вмятины, оставшейся от лица.

– Лунь, мы тебе потом подорожник найдем. Приложишь!

Литавр запрыгнул на Лунослава, цепко обхватил ножками. На пробу один раз толкнул тазом. Как пружинит! Прекрасно. Можно начинать.

– Буду жарить тебя, пока хрустящая корочка не образуется. А если назавтра никому не расскажешь…

– О таком – никому и никогда !

– Все так говорят – в первый раз.

Булат прекратил смеяться. Затих, словно крокодил, поджидающий буйволенка у водопоя.

Литавр засунул лапу Лунославу в штаны. Ему нравились исходившие от жертв вибрации, вызванные прикосновениями, вторгавшимися в сокровенные места. Однако выражение сластолюбия сменилось растерянностью. Нечто вцепилось в лапу карлика и принялось пить его силу. Парализующие эманации таяли с каждой секундой.

– Что происходит?.. Почему я… Что за трюк, шлюхи?!

Тело наконец-то стало отзываться на импульсы нервной системы, и Булат сел. С хрустом потянулся. Уперся локтем на колено и одарил шокированного карлика снисходительным взглядом.

– Добро пожаловать в мышеловку, ягодичную платформу для которой любезно предоставил мой братишка.

– К-как это?

Лунослав, боясь лишний раз пошевелиться, чтобы ему не разорвали шею, с опаской оглянулся. Встретился глазами со своим наездником. Литавр мигнул и забился в истерике, пытаясь освободиться. Сотрудник бюро подтянул плечи к ушам и закрыл голову руками.

– Убери! Убери его! Сними этого ублюдка немедленно! Сними!

Булат с готовностью вскочил. Пригляделся, оценивая обстановку. Так и есть: напарнику ничто не грозило. Литавр, несмотря на прыжки и увертки, боялся причинить урон потенциальной жертве. Видимо, это шло вразрез с некими внутренними установками. А раз так…

– Может, вас на память сфоткать? Или ты боишься, что он трением костер любви разведет?

– Булат!

– Ладно, ладно, не верещи. – Булат схватил Литавра за шею, отчего тот запищал, напомнив пойманную крысу, и снял с товарища.

Лапа карлика вытянула за собой кошель предсмертных подаяний.

– Что это? – Литавр со страхом затряс лапой, намертво прикипевшей к демоническому артефакту. Его пенис окончательно потух, став одной крупной черной бородавкой в области паха. – Вы кто такие?

Лунослав подтянул штаны. Сердце трепыхалось в груди, точно рыбина на берегу. Он так и не понял, что было страшнее: попытка изнасилования или чересчур интимный контакт с тем, что способно забрать жизнь, душу и еще бог весть что.

– Мы – чертовидцы, – пролепетал Лунослав, понемногу приходя в себя.

– Чертовидцы… – Литавр прекратил извиваться. Осознание исказило и без того уродливую морду. В единственном глазе, словно в светофоре, поочередно промелькнули страх, похоть, снова страх и опять похоть. – Чертовидцы. Это же гребаные чертовидцы! А может, напоследок…

Но похабное предложение так и не прозвучало.

Лунослав распахнул горловину мешка, не зная, чего ожидать. Кошель подчинился. В домике словно раззявилась бездонная влажная глотка. Стены окрасило кораллово-красное сияние, рвавшееся наружу из демонического артефакта.