Макс Аст - Other Side. Когда туман сгущается

«Надо бы прибраться, а то скоро хозяйка за деньгами придет, а тут бардак такой» – успел подумать Андрей, прежде чем услышал голос в трубке.

– Тут еще?

– Ага, – ответил он, зачем-то кивая.

– Ты с какого момента не помнишь?

– Как мы у Хромого сидели, уже смутно помню, – своими переживаниями, а может, и галлюцинациями, делится почему-то не хотелось.

– Где-где? – В голосе Сашки помимо удивления проступило беспокойство.

– Не мешай больше «ешки» с алкоголем, да и вообще. Завязывай, не твое это, видать.

– Стооооп… Так мы к нему не ездили?

– В столицу-то? Я его уже тыщу лет не видел, ты как о нем вообще вспомнил?

Шею и спину Андрея сковал страх, руки сделались холодными и влажными. Ему представилось, будто он сейчас спит и вот-вот проснется, сидя на черной обивке за столиком в «Грехе», выходя из галлюцинаторной комы. Образ был настолько силен, что реальность будто раздвоилась перед ним: в одной он сидел, спиной прислонившись к холодной батарее, на полу собственной кухни, в другой – склонившиеся над полу-лежащим телом обеспокоенные лица друзей, освещенные словно коллективным нимбом висящей над головами лампой, и голоса, плывущие из далека.

Андрей… Андрей…

– Андрей, мать твою, куда пропал? – Филин недовольно шумел в трубке. —Ты здесь еще?

– Здесь я, здесь, не кипишуй, – наваждение рассеялось, оставив в напоминание о себе лишь дрожь во всем теле.

– У тебя что-то случилось?

– Все нормально, просто связь барахлит. Рассказывай лучше с того момента, как встретились.

– Ну, если вкратце, то мы с тобой столкнулись на лестнице, посидели у меня немного. Потом девчонок повстречали, на верху с ними выпили, ты решил колесами закинуться. Потом в клуб сходили. Под конец Олега совсем поплыл, и мы все разъехались – ты с Ритой на одной машине, мы втроем на другой. По пути этого до дома докинули и ко мне поехали.

– Дааа… – ради сохранения хрупкого душевного равновесия Андрей решил засунуть другую версию событий в дальний чулан своей памяти и мысленно заколотил за ней дверь. – Вот и пришли ко мне зловещие провалы в памяти, а ведь старцы меня предупреждали!

– Это только начало. Мне говорили, что настоящее похмелье только после тридцати наступает, – голос Филина зазвучал глухо, но различимо. Он явно прикрыл микрофон рукой. – Прости, что разбудил, я сейчас подойду.

– Постой, так ты со Светой, получается…

– Получается, да, – его снова было хорошо слышно, – давай позже созвонимся.

– Бывай.

Головная боль усилилась, страхи ушли на второй план, стыдливо прячась в тени возрастающего похмелья. Мысли тут же потекли знакомой рекой по руслу самокопания и скверных воспоминаний.

« …Он сломался в десятом классе, решив оборвать тоскливость своих будней, наглотавшись рецептурных миорелаксантов и переборщив с дозой раз этак в пять. Вернуться к жестокой реальности все-таки пришлось, однако не на смятом покрывале в своей комнате, а на ветхом постельном белье с руками, привязанными к койке. Мир стал грубее, но четче, мыльная пелена будто рассеялась, и Андрей с парадоксальной радостью воспринял перемены. Его довольно быстро выписали, назначив какие-то лекарства; даже не поставили на учет — наверняка не обошлось без связей отца. Он стал пристально следить за сыном, но придраться было не к чему: после инцидента Андрей, что называется, взялся за ум и полностью ушел в учебу, угомонив раздирающие его противоречия. Демон затих, и Андрей решил выбраться из внешней тюрьмы отцовского влияния, обретя автономность. Ему удалось — поступил на бюджет, да еще и на психолога. Естественно, в пику отцу…»

«Не засыпай!»

Он взглянул на время: половина седьмого. «Как это Сашка меня матом не покрыл, удивительно. Пойду-ка я еще поваляюсь, надо таблетку только от головы выпить».

Укрытый тяжелым зеленым одеялом, он обнимал ту, которую так давно хотел обнять. Андрей чувствовал, как головная боль начала сдавать позиции. Ему было все равно, что стало тому причиной: тепло ли столь желанного тела, или эффект обезболивающего – он просто проваливался в темноту, все ниже и ниже.

Пока вдруг не оказался очень глубоко под землей, в каком-то огромном бункере. Лампы дневного света освещали длинный серый коридор с вереницей тяжелых гермодверей. Он знал, что за каждой дверью скрывается тайна, но все они были надежно заперты. Кроме одной. Он шагнул за порог комнаты № 423 в непроглядную тьму и услышал голос.

– Здравствуй, – он казался знакомым, но настоящий обладатель его ускользал из памяти.

Тьма слегка расступилась, вырисовывая контуры человека в желтом балахоне. Лицо его было надежно скрыто массивным капюшоном. Он стоял в круге из свечей, но плотная бесформенная ткань не давала определить даже его телосложение.

– Это ты говорил со мной в тот вечер? Кто ты такой?

– Меня зовут Клотт, остальное объяснить будет довольно сложно.

– Что тогда на самом деле произошло?

– Ты умеешь задавать непростые вопросы. Можно сказать, что мир раздвоился, и страшные события так и не произошли. Однако их инициатор едва ли откажется от своих целей. Так что опасность все еще висит над каждым из вас.

– Ты пытаешься меня напугать?

– Только предупредить.

– Тогда покажи лицо, я хочу знать, с кем говорю.

– Я не могу: мой облик еще не существует. Отчасти поэтому я и решил поговорить с тобой. Ты дал мне имя в ту ночь, но работа далека от завершения. Я прошу создать мой образ.

– С какой стати я должен этим заниматься?

– Потому что, боюсь, только я способен помочь тебе избавиться от нависшей угрозы. Тот человек, которого называют Хромым, не остановится просто так. В глубине души ты знаешь, что я говорю правду. Я прошу лишь выдумать меня, как дети выдумывают воображаемых друзей, только и всего. Ты уже дал мне имя, а значит, и право на существование. Если ты не создашь меня осознано, за тебя это сделает подсознание. Только результат его работы непредсказуем.

– Прости, парень, но ты меня не убедил. Я уж лучше к врачу схожу и таблетки принимать стану, чем начну выдумывать себе воображаемых друзей.

– Я не просто плод твоей фантазии, не дурной сон! Прислушайся, или потом будет уже поздно…

Темнота закружилась перед Андреем, он почувствовал, как летит вверх сквозь толщу земли, минуя бетонные перекрытия гигантского бункера, и прорывается навстречу свету.

– Доброе утро. Скажи, где ты кофе прячешь, а то я, знаешь ли, не привыкла по чужим кухням шариться, – на краю скрипучей кровати сидела Рита. Она была одета в его вчерашнюю футболку, доходившую ей лишь до верхней трети бедра, открывая сонному еще взгляду столь соблазнительные загорелые ноги. Ласковые карие глаза вопросительно глядели на него.