Виктор Точинов - Стая

Машина стояла в условленном месте. На Рыбинской улице, неподалеку от ГИБДД. Разумная предосторожность, хотя на подобные тачки автомобильные воры редко заглядываются. Двадцать первая «волга» — пойди, найди покупателя…

Ходят, конечно, слухи, что некоторые заграничные коллекционеры могут выложить за такой агрегат — в идеальном состоянии, с родным двигателем и коробкой, — сумму, достаточную для приобретения пары «вольво» или «саабов»… Однако большинство владельцев ГАЗ-21 так на них и ездят, на «вольво» отчего-то не пересаживаются. Из патриотизма, должно быть.

К тому же движок и коробка на «волге» стояли не родные, в полном соответствии с заказом. Судя по тому, как старушка бесшумно завелась и приемисто взяла с места, цилиндров у нее теперь восемь, и лошадей соответственно. Граев довольно улыбнулся. Если кому-нибудь придет в голову поиграть в догонялки — будет неприятно удивлен.

В бардачке лежала доверенность на Зубова И.Г., оформленная по всем правилам. Все в порядке. Можно работать.

Джазмен не соврал — посмотреть под водой было на что.

Трупы оказались самые разные. Не просто мертвецы разного пола и возраста — но находящиеся в самых разных стадиях разложения. На действующих кладбищах, впрочем, всегда так, — но без массовой эксгумации факт сей не слишком очевиден.

Лучше всего выглядел мужчина приблизительно (очень приблизительно!) лет сорока — возраст, конечно, по раздуто-перекошенному лицу определить было трудно, но элегантный деловой костюм утопленника позволял сделать вывод, что упакован в него не юнец и не старикашка.

Манжеты и воротник рубашки, правда, слегка подкачали — наверняка когда-то идеально белые, сейчас они зеленели слизью, даже на вид мерзкой. Но запонки золотисто поблескивали. Судя по всему, Гоша, при всех своих недостатках, к малопочтенному ремеслу мародера склонности не имел: поясок золотого кольца глубоко врезался в палец трупа — в раздутый и толстый, похожий на дешевую сардельку, напитавшуюся кипятком в процессе варки.

Девушка, стоявшая рядом, сохранилась значительно хуже, — и одежда, и ее владелица. Да и считать девушкой тело с зацементированными ногами можно было весьма условно — лишь по длинным, позеленевшим, слипшимся волосам неприятного вида. Течение слегка шевелило их, уже не в силах поднять колеблющейся распущенной волной. Обросшая чем-то гнусным одежда лишь угадывалась — и при детальном (и не брезгливом) знакомстве девушка легко могла оказаться юношей с длинными волосами…

Самый древний утопленник, переживший не одно половодье с их ревущими под мостом бурными потоками, был прост — четыре костяшки попарно торчали из зеленой кучки водорослей, в которую, очевидно, превратилась зацементированная банная шайка. Остальные экспонаты коллекции Джазмена находились в разных стадиях разложения и представляли собой переходные этапы между упомянутыми мослами и костюмно-импозантным мужчиной.

Нет, не так. Переходные этапы между потемневшими мослами — и самым свежим экземпляром — Максом.

Тазики стояли двумя ровными рядами, свидетельствующими — никакой случайности в их расположении нет. А подводный музей если и не перегружен толпами посетителей, облаченных в скафандры либо акваланги, — однако свой хранитель-смотритель в нем наличествует… И хранитель сей не чужд эстетики.

Джазмен не соврал — посмотреть под водой было на что…

Но Макс не смотрел ни на что. И не восторгался мрачной эстетикой подводного некрополя. У него в эти секунды нашлись на дне совсем другие проблемы…

Макс пытался дотянуться до змеящейся совсем рядом, в паре шагов, цепи. Вот только сделать эти шаги он никак не мог.

Цепь здесь лежала не толстенно-якорная, но и не какая-нибудь чепуховая, типа унитазной. Нормальная крепкая цепь, на таких, но чуть менее толстых, держат крупных дворовых собак… Звенья не успели покрыться ни коричневым налетом ржавчины, ни зеленой слизью. Цепь проложили вчера.

Утопленник-новобранец выпустил из легких излишки воздуха (наверху склонившийся над проемом Гоша радостно заржал, глядя, как течение уносит пузыри…). Макс наклонялся, и вытягивал руки вперед, и сгибал в коленях ноги, схваченные цементным пленом. Стойкий оловянный солдатик на тяжеленной оловянной же подставке, пытающийся залечь под шквальным огнем противника…

Течение препятствовало, старалось разогнуть, выпрямить. Но он наконец мягко рухнул вперед и вцепился пальцами в долгожданные звенья.

Дальше — проще.

Все рассчитано, все проработано. Быстро перебирая по цепи руками, он подтягивал тело к железобетонной опоре моста. Дно здесь было — камень-плитняк, сковавшая ноги гиря тащилась легко, опора все ближе…

Опора в сечении напоминала букву «Н» из толстых палочек с не менее толстой перекладиной между ними. Цепь уходила в нишу между ножками буквы, крепясь к торчащей арматурине…

Там же, на дне, в нише, Макс и Райнис оставили акваланг с аккуратно заклеенным загубником. Аккуратно, но не слишком прочно — даже обессилев, даже безнадежно выбившись из графика, даже задыхаясь — в четверти шага от спасения не загнешься. Крутнуть вентиль, проткнуть-прокусить пленку на загубнике — и дыши на здоровье…

Макс из графика не выбился.

Но акваланга в нише не было.

ТВОЮ МАТЬ!!!! АКВАЛАНГА НЕ БЫЛО!!!

О том, что у опоры не оказалось и ломика, предназначенного разбить цементную гирю на ногах, — о такой мелочи не стоило и задумываться…

Акваланг исчез. Максу хотелось закричать. Но было нечем — воздуха в легких почти не осталось.

Да никто бы и не услышал.

Обыкновенно я мог просидеть под водой минуту, а тут, должно быть, просидел минуты полторы. Потом поскорей вынырнул наверх, и то чуть не задохся.

Внутри квартиры надрывался телефон. На звонки никто не реагировал.

Аналогично никто не пытался открыть дверь, в которую постучал условным стуком Танцор — до кнопки звонка он не дотронулся. Но и хитрая комбинация из ударов и пауз не выявила никаких признаков жизни за дверью.

Версия о том, что Макс по тем или иным причинам залег на дно, становилась все менее вероятной. Если и залег, то не здесь.

Граев вынул из кармана зажигалку (не «Зиппо», как мог бы подумать свидетель недавней кремации — но обычную газовую). Зажег, провел язычком пламени вдоль стыка двери и косяка. На уровне плеча огонек затрепетал. Граев долго принюхивался к тянущей из-за двери слабой струйке воздуха.

Ничего. Ничего подозрительного.

Ни тяжкого смрада от давно лежащего трупа, ни табачного или порохового дыма, ни резкого запаха бытового газа…

Телефон в квартире замолк.