Виктор Точинов - Стая

Вывод прост: надо повторить удар, не откладывая.

Легко сказать…

Домашний адрес Джазмена покойный Райнис не сообщил, считалось, что в предстояшей операции частные визиты не потребуется. Но можно попробовать выяснить… Да толку-то? Наверняка тот сейчас начнет стеречься — на танке не подъедешь, на вертолете не подлетишь.

Макс поднялся на ноги, пошел вдоль берега. План у него сложился незамысловатый, из двух пунктов.

Пункт первый: хорошенько пообедать. Желудок вдруг вспомнил, что последней трапезой стал вчерашний обед, и потребовал немедленно исправить положение.

Пункт второй: там видно будет.

План был незамедлительно выполнен, причем полностью. Выйдя час спустя из ресторанчика с несколько претенциозным названием «Русь», он увидел кое-что… За ним следили. Ненавязчиво этак топали следом.

Макс даже немного обрадовался — не надо ломать голову, что делать дальше.

Капитан Крапивин по понятным причинам днем на улицу выходить не рисковал. Разведать — что и где взорвалось — отправился Граев.

— Особнячок на Театральной, — сказал он, вернувшись. — Не бытовуха, уверен. Кто-то заложил конкретный заряд под несущую стену- и половины домика как не бывало. Близко не подойти — оцепление, милиция, пожарные, медики… Любопытные дела у вас тут происходят.

— Погодь, погодь… Дом-то не на самой улице стоял? (Граев кивнул.) Чуть в глубине, за оградкой такой невысокой, да? (Граев вновь кивнул.) А напротив — три одинаковых, красных, торцом к улице развернутых?

— Были такие напротив, — подтвердил Граев уже словами. — В одном «Сбербанк», в другом «Продукты», в третьем…

— Понятно, — оборвал его Крапивин. — Кто-то Джазмена на воздух поднял. Ну дела… Такое творится, а я тут в нелегальщину ударился, из дому не выйти…

— Кто такой джазмен? — спросил Граев.

Ответить капитан не успел, в кармане у Граева беззвучно завибрировал мобильник. На экране высветился номер Людмилы.

— Я нашла его! — сказала она, не тратя время на приветствия. И почему-то шепотом.

— Кого — его? — не понял Граев.

— Вашего Максима! Узнала по той фотографии! Что мне делать?

— Где он?

— Идет по Карла Маркса, от ресторана «Русь» в сторону собора, я следом, незаметно.

Граев не помнил всех названий, что видел на плане города, но Карла Маркса знал хорошо — главная улица, местный Невский, или Крещатик, или Тверская… Далековато… Макс может засечь дилетантскую слежку и выкинуть какой-нибудь фортель.

— Догоните его. Скажите: «Я от Танцора». А потом…

Он сделал паузу. Если те, кому пришлось не по нраву расследование Крапивина, все-таки не купились на его инсценировку с больницей, и установили наблюдение за квартирой… Тогда собираться здесь, у капитана, нельзя, — под колпаком могут оказаться все четверо.

— Потом передайте ему трубку, — закончил Граев.

Макс поприветствовал его будничным тоном, словно они виделись каждый день. Или по меньшей мере регулярно перезванивались.

— Привет, Танцор! А у меня тут проблемы. Нужна твоя помощь.

— Слушай внимательно. Сейчас вы с женщиной сделаете так…

Крапивин подозрительно поглядывал на выдающего инструкции Граева. Похоже, решил, что объявился еще один потенциальный спаситель Лары Поляковой — и, соответственно, претендент на призовые деньги.

— С тобой пойду, — сказал он решительно, когда телефонный разговор завершился.

И повысил голос:

— Маня, бинты давай!

Звали его, конечно, Иваном Ефимовичем. Но свое имя-отчество произносил он именно так: Яван Яфимович.

Познакомились они с Граевым (с пятнадцатилетним тогда пареньком) в конце семидесятых в маленькой деревушке Переволок, находившейся на самой границе России и Эстонии, на русском берегу пограничной реки Нарвы. Само собой, граница та являлась во времена Союза чисто формальной — линия на карте, не более.

Граев в детстве и юности несколько лет подряд проводил в Переволоке август месяц. Отец, страстный охотник и рыболов, снимал там половину дома — и на время своего отпуска брал с собой сына. Родители Граева жили врозь, так уж сложилось.

Яван Яфимович был тогда уже весьма пожилым и весьма общительным человеком с круглым добрым лицом, переходящим в округлую же лысину. Остатки седых волос на затылке сбривал. Ходил тяжело, опираясь на резную самодельную палку. Говорил с неким странным акцентом, заменяя звуком «я» некоторые другие гласные. Больше ничего приметного во внешности и манерах этого пенсионера не имелось.

Шпионское свое прошлое Яван Яфимович не афишировал, но особо и не скрывал. Иногда, выпив рюмку-другую (а больших количеств он и не употреблял) с Граевым-старшим, рассказывал, наряду с другими многочисленными историями, какой-нибудь эпизод из нелегких своих шпионских будней. За несколько лет знакомства сложилась из этих эпизодов достаточно связная история…

Родился Яван Яфимович, тогда еще просто Ваня, в тех самых местах, в междуречье рек Нарвы (Наровы, как ее называли местные жители) и Плюссы.

Узкая эта полоска земли по договору 1921 года отошла к буржуазной Эстонии, так что был будущий шпион эстонским подданным. Летом 1940 года Эстония приказала долго жить, а ее население (Яван Яфимович в том числе) с энтузиазмом влилось в братскую семью советских народов. Не испытывавших энтузиазма грузили в вагоны с решетками на окнах и отправляли на далекие северо-восточные окраины — вливаться в братскую семью советских зеков.

Но Ваня, батрачивший до воссоединения на хуторе у зажиточного эстонца, особых трудностей за год советской жизни не испытал. Наоборот, вступил в комсомол и весело раскулачивал своего бывшего хозяина и его коллег-эксплуататоров. Упомянутое междуречье, кстати, приверстали к РСФСР, проведя границу с уже социалистической Эстонской республикой по Нарове.

А потом началась война…

Незадолго до ее начала Явана Яфимовича призвали в армию. И, как комсомольского активиста, к тому же не понаслышке знакомого с реалиями жизни в эксплуататорском обществе, — определили двадцатишестилетнего парня в разведывательно-диверсионную школу. Полтора месяца из малограмотного (три класса сельской школы) батрака готовили матерого шпиона. Стрелять из винтовки и пистолета Ваня кое-как выучился, азы взрывного дела тоже с грехом пополам начал осваивать… Один раз даже спрыгнул с парашютом, зажмурив глаза и тихонечко, чтоб не услышал инструктор, шепча молитву. Но работа с рацией и шифровальным блокнотом никак ему не давалась. Впрочем, времени оставалось достаточно, курс молодого шпиона рассчитан был на полтора года.

Однако двадцать второе июня сорок первого года спутало все планы и сроки…