Светлана Кутузова - Королевский гамбит. Сборник рассказов

– Хватит танцевать. Просто представь больницу. – Незнакомец прервал ход его мыслей.

– Танцевать? Я разве делал что-то подобное?

– Ты идешь по волнам, которые тебя окружают, а не формируешь те, которые нужны тебе.

– Эмм… Прости, конечно, но я всего пять минут, как умер. Я попробую еще раз. – Что-то стало подсказывать ему, что юноша не такой тертый калач, как ему казалось с самого начала. Он был уверен, что у его кровати каждый вечер стоял рок, сила, владеющая судьбами, в конце концов какой-нибудь посланец с небес, чья работа – провожать умерших или вершить правосудие после смерти. Дело, однако, принимало совсем иной оборот. И парень казался ни тем и ни другим, а, подобно ему, застрявшим там, где ему быть не пристало. Но это – потом. Он обо всем расспросит его потом. А сейчас он снова зажмурился, и попробовал представить больницу. И на этот раз у него получилось.

Приемный покой был переполнен. В коридорах сидели и лежали люди, кто-то постанывал, держась за живот, у кого-то голова была перемотана грязной тряпкой с подтеками крови. Он вдруг почувствовал, как что-то резко поддернуло его вверх, пространство вокруг закачалось и поплыло. Его спутник приблизился к нему вплотную, и он ощутил исходящую от него тревогу.

– Дефибриллятор, – скупо произнес он, но что-то выдавало его волнение.

Рывки продолжались и он снова зажмурил глаза, чтоб остановить крутящуюся перед глазами карусель. Хотя все внутри него ликовало. Они вытащат его. Они вернут его обратно!!!

– Тебе нравится идея провести оставшиеся дни своей жизни в виде овоща?

Стоп! Логика, его хваленая логика тут же начала выстраивать в его уме новые цепочки смысловых связей. «Оставшиеся дни» – значит они все – таки есть. Парень врал. Или, как минимум, не знал всего. И он явно нервничает. Как много своего смысла мы вкладываем во все, особенно там, где трудно дотянуться до истины. Безликая и всесильная фигура смерти оказалась встревоженным нахохлившимся цыпленком. Но остается тогда всего лишь один вопрос: «Для чего?»

В эту минуту толчки ослабли. И вовремя. Он почувствовал, что злится, раздуваясь и превращаясь в небольшой вихрь, вырываясь из чужих стонов, волн боли, отчаяния и безнадежности, которые поначалу так плотно окружили его.

«Для чего?» – он произносил это, как грозный вопрос внутри себя, но парень все понял. Он стал неуловимо таять прямо у него на глазах. Еще секунда и он метнулся к нему и прижал его в углу у входа – насколько это слово могло быть вообще уместно. Не имея привычного тела, он весь представлял собой в ту минуту сплошной разъяренный комок воли. «Для чегооооо?» – прорычал он.

– Второй шанс. У каждого должен быть второй шанс. – Он лепетал еле слышно, стараясь выскользнуть из угла. Лицо его выражало неподдельный ужас. – Они не дали мне второго шанса. Ты знаешь, что такое «никогда» в масштабах вечности??? Не ваше человеческое «никогда», которое ничего не стоит, а тотальное и безоговорочное, то, которое нельзя отменить.

Резкий толчок снова вырвал его и поднял мгновенно к потолку. Невероятная сила тащила его прочь и от этого места, и от его спутника.

– О, мой бог. Именно этого я и боялся. Смотри!!! – прокричал парень из угла, и резкая боль пронзила его голову, словно кто-то залез руками в его мозг и стал перекладывать там его содержимое. Перед глазами стали проскакивать яркие кадры – словно кино, только очень быстро и фрагментарно. Детский дом, голодное и унылое отрочество, воровство, первый неумелый секс и подружка, неожиданная беременность. «В наше время иметь детей – большая роскошь». Он тушит сигарету, кидает на стол деньги: «Сделай аборт». Потом героин и рак.

– Я знал, что умираю, – он торопился, шептал ему словно в ухо, боясь не успеть. – Знал, как и ты. Но я не смог… Я не справился….У меня не получилось… – Он увидел студенческое общежитие, открытые анфилады пожарных лестниц и общих балконов и его тело, летящее вниз безвольным мешком.

– Мне нужен лишь один шанс, – его голос становился все дальше и сливался с невнятным гулом. – Всего лишь еще один шанс – прожить жизнь по – другому.

Он хотел ответить ему, что он не Бог, и не он решает чужие судьбы при всем сочувствии и жалости, которые теперь вызывал у него этот юноша, но темнота, которая стала совсем плотной, поглотила его и все, что было вокруг. «Имя?» – пронеслось в его голове в последнюю секунду. «Вик» – ответила темнота…

Дышать – особенно глубоко и полной грудью – иногда оказывается недоступной роскошью. Боль царапала ему горло. Что-то все время мешало. Он хотел говорить и он не мог говорить.

Если бы сейчас он мог видеть себя со стороны, то удивился бы обилию шлангов, трубочек и аппаратуры, которая окружала его. Все это двигалось в своем ритме, издавало непривычные для его уха звуки, и для всего этого была сейчас лишь одна задача – поддерживать жизнь в его теле.

У окна сгорбленным силуэтом стояла его дочь, комкая в руках платок, и смотря на улицу потухшим взглядом.

Он открыл глаза. Судорожно попытался вздохнуть и неистово закашлялся от невозможности это сделать. Дочь обернулась, удивленно глядя на него. Вскрикнула и выбежала из палаты в поиске медицинского персонала.

Двумя часами позже она сидела возле него, держа за руку, гладя по голове и все еще всхлипывая. Но теперь, скорее, от радости. Он пытался что-то сказать, но слова обжигали его горло, как и первые вдохи. И он оставил на время эти попытки. Нужно было набираться сил.

Два месяца – много это или мало. Когда начинаешь проживать каждый день так, словно он единственный и другого такого уже никогда не будет. Наверное – очень много. Теперь время текло медленно и вязко, но было наполнено событиями, мыслями, идеями. Каждый вечер он садился и перепроверял себя – то ли он хотел сделать, все ли получилось, есть ли чем гордиться и радоваться. Маленькая ревизия – и каждый день был словно маленькая жизнь.

То, что запланировано и сделано, вычеркивалось. Строились новые планы. Он много думал, но ему нравилось теперь осознавать, что он сам создает каждый миг. Хотя, наверное, он не смог бы назвать себя единоличным творцом своей судьбы. Все, что произошло с ним совсем недавно, имело какой-то смысл, для него пока полностью не понятый, но, вполне возможно (и он лично не исключал такой возможности), при чьей-то помощи или воле свыше.

Эта мысль в последние дни занимала его все больше и больше, благо время для свободных размышлений у него пока было. Здоровье восстанавливалось постепенно, и полная рабочая загрузка пока была для него не возможна.

Ему все больше хотелось понять смысл всей этой истории, но больше всего смысл вообще всего, что происходит в человеческой жизни. И если Бог, или кто там был наверху, срежиссировал эту пьесу, да еще и так, что наша жизнь тут была всего лишь частью этого огромного спектакля, а большое количество его действующих лиц, сцен, событий были для нас недоступны и даже мысль об их существовании не приходила нам в голову, то была же у него какая-то цель для всего этого. Он силился понять эту цель, или хотя бы к ней приблизиться, впадая в легкое благоговение перед Создателем при мысли о том, как много, недоступного нам для ощущений, то, чего мы не можем видеть, слышать, о чем не можем даже догадываться, на самом деле окружает нас прямо здесь и сейчас. Как много таких же, как тот паренек и каким он был на несколько кратких минут, витают где -то совсем рядом с нами. И значит – еще больше – где-то еще.