Евгений Алексеенко - Space Whale

– Всё просто: летите в тюрьму; пока солдатня зачищает местность и эвакуирует администрацию, ты под шумок тянешь одну папку с десятком листов; прячешь её под рубашкой или ещё где; летите обратно, – Прохор берёт одну из чистых тарелок и перекладывает на неё пожаренные яйца.

– Угу, – Джозеф отставляет стакан, удовлетворившись вторым глотком, – что может пойти не так?

– Конечно, есть нюансы. Тебе, как гражданскому, не будет представлено оружие. Но ведь я твой друг, – Прохор снова подмигивает. Кивком головы он указывает на подаренную упаковку текилы: – Это у тебя взять с собой не получится, но, думаю, мы как-нибудь сможем не заметить, если у тебя вдруг окажется пятизарядный короткоствольный револьвер. Скажем, например, модернизированный «Smith & Wesson».

– Хм, а твои ребята вчера удивились встрече с ним.

– Ну, им не обязательно знать всё. Мне же нужно было проверить, осталось ли ещё что-то от твоей прежней формы. Кстати, они передавали тебе привет.

– Да, мило поболтали.

– Кое-кто из них считает, что тебе в Лунной тюрьме самое место. Предлагают не забирать тебя обратно.

– Боюсь, их мамаши не переживут такого расставания.

Прохор издаёт короткий смешок, выплёвывая изо рта кусочек завтрака. Отставив тарелку, он вытирает слюну и продолжает:

– Я бы сказал: «фу, как низко и дёшево», но правительство обращается за помощью к последнему пьянице. Вот что значит «низко и дёшево», – смеётся гость. – Кстати, ещё кое-что. Возьмёшь с собой «крысу». Она вытащит тебя прямо ко мне.

– Я думал, они незаконны.

– Незаконны. Для всех, кто законы не пишет, – подмигивает Прохор. – Так что скажешь, Джозеф? Спасёшь мир? Cделаешь доброе дело?

– Тебе что, двенадцать? Добрые дела давно ничего не значат.

– Брось, ты понял, о чём я. Можешь ещё послужить Единому Государству Земли?

Прохор знает, что Джозеф ещё не сломал ему протянутую руку и продолжает разговор только потому, что их отношения с некоторым допущением можно назвать дружескими. Когда-то они действительно такими были, но уже больше пяти лет так называемые товарищи встречаются только в условиях, похожих на нынешние. Хотя так хреново ситуация в мире не складывалась ещё никогда. Об этом точно знает Прохор. И он очень надеется, что до этого не догадается Бриггс.

В повисшей на томные секунды тишине закипает чайник. Его свист отдалённо напоминает гудок поезда, который отправляется из маленького посёлка в большой, неизведанный мир. Такие моменты вызывают в людях трепет, чувство неизведанного и тягу к новым местам и встречам. Ничего подобного в Джозефе не просыпается ни на йоту, и он выключает чайник, чтобы его голова окончательно не сломалась от внешних и внутренних шумов.

– Нет, – наконец отвечает Джозеф.

– Хорошо, – говорит гость. Он убирает незаконный предмет, и достаёт из своего пакета одну из тех папок, которые используют для ведения личных дел. – Понимаю. Но я хочу, чтобы ты знал, что где-то там, среди прочих освободившихся, бродит Сундара Азад. Без охранников, без камер. Ты бы мог случайно с ним встретиться, и никто бы не узнал… Кстати, ты бы его и сам не узнал – он так изменился…

Прохор поправляет квадратные очки и ненавязчиво роняет на стол фотографию красивого индийского мужчины. В его руках остаётся папка с делом об убийстве Елены Бриггс и её детей.

Наполовину пустой стакан текилы исчезает за один присест.

В комнате брифинга для солдат никто не удивляется тому, что Джозеф Бриггс опоздал почти на целый час.

Лето 2031 года аномально жаркое и душное. Солдатам, смягчив идущую службу, разрешают ходить в одних только майках или без оных в том случае, если они находятся в пределах территории и исключительно в свободное от занятий время. Благо, свободного времени у всей семнадцатой военной части хватает. Ношение штанов, правда, никто не отменял.

За неимением врагов внешних, ЕГЗ приходится бороться только против врагов внутренних, представленных политически неугодными Первой Трибуне чиновниками и бизнесменами, а также возникшим около шестнадцати лет назад Гражданским Ополчением. Для устранения первых, равно как и для шпионажа тут и там, ЕГЗ прибегает к услугам тайных агентов правительства. С Ополчением ситуация более неоднозначная. Изначально, «народное движение» протекало в мирных митингах и демонстрациях против Детективной Инициативы, проведённой Трибуной, однако уже вскоре переросло в погромы и особенно сильное недовольство правительством и его отношением к своим гражданам. Невзирая на то, что действие Инициативы было прекращено, мир между ополченцами и политиками так и не был восстановлен. Официальный язык в ЕГЗ один, но правительство и их оппоненты, очевидно, не хотят понимать друг друга.

Более того, с годами холодное соперничество стало лишь острее. Ополчение считает и открыто пропагандирует мнение, что ЕГЗ строит заговор против всего человечества и якобы что-то скрывает на Луне. Первая Трибуна же всё отрицает, заявляя в ответах о неумолимой опасности сбрендивших террористов-ополченцев. Как кошки против собак. И у всех есть почитатели.

Как бы там ни было, гражданские, решившие поиграть в солдат, не представляют реальной угрозы для армии ЕГЗ. Само Ополчение это понимает не хуже, предпочитая плетение интриг и заговоров, а также создание мелких боевых стычек, крупным военным противостояниям. Поэтому большинство прекрасно обученных боевых единиц Единого Государства чаще всего не имеют никакого опыта в настоящих боевых действиях и мало чем отличаются от зелёных юнцов в Ополчении, наивно мечтающих изменить мир.

Семнадцатая военная часть состоит из примерно тысячи отличных солдат в теории, и той же тысячи ни разу не стрелявших в живых людей парней и девушек на практике. И только для одиннадцати из них это в скором времени обещает измениться. Вчера вечером в часть поступил срочный приказ о формировании боевого взвода численностью не более десяти человек под руководством одного, самого толкового офицера.

В число «счастливчиков» попала и двадцатидвухлетняя Мизуки Канэко, которая ранним утром направляется из казармы в дом офицеров.

Оба здания располагаются с противоположных сторон выметенного до блеска плаца, по которому марширует строй из пятидесяти солдат. Ещё около сотни молодых вояк тусуются возле своих казарм, которые остались уже за спиной Мизуки. С другой стороны плаца, помимо дома офицеров, выстроены медпункт, общая столовая, склады и ангары, и старый штаб – здание управления, которое умышленно не ремонтируется, чтобы сохранить старинное представление о службе. О том времени, когда мы воевали между собой за территории, разделяемые воображаемыми линиями – границами разных стран. Когда солдаты погибали в гуще сражения, а не сражённые солнечным ударом во время покраски недавно покрашенных бордюров.