Эльдар Адов - Beyond

Случайность… нелепое стечение обстоятельств – и мы оказались здесь. Или мы должны были прибыть в это забытое место именно вдвоём, именно сейчас? Не знаю. Я откинулся на мягкую спинку кресла и, пока Стэфани поглощала свой завтрак, начал рассказ:

– Последние пять лет я занимался тем, что помогал доктору Карлайлу ставить эксперименты по изучению скрытых возможностей нашего сознания. Это не похоже на «мутантов икс», мы изучаем информационное поле. Есть теория, что все воспоминания и даже размышления всех людей, когда-либо существовавших в этом мире – не исчезают, а каким-то непостижимым образом хранятся. То ли в нашей генетической памяти, то ли… прямо в воздухе. Например, в воздухе этого города могли сохраниться воспоминания людей, живших здесь когда-то.

В поисках формулировки я отхлебнул горячего шоколада – химия из пакетика, но почему-то очень вкусно.

– Дальше мы пока не всё знаем. То есть – знаем точно, и экспериментально смогли подтвердить, что есть методы и способы, позволяющие любому человеку узнавать «ниоткуда» достоверную информацию. Но из какого именно «ниоткуда»? Генетическая память – вряд ли, потому что один эксперимент привёл к интересному результату, я узнал в реальном времени о событиях, происходивших с другим человеком на Восточном побережье, за тысячи миль.

«Коллективное бессознательное» – хорошее объяснение для тех случаев, когда приходят воспоминания о людях, живших в далёком прошлом. Доктор Карлайл считает, что именно этот процесс в древности назвали реинкарнацией, переселением душ. Не факт, что душа переселяется из тела в тело, как личность. Возможно, наш мозг просто выборочно воспринимает пакеты информации от определённых личностей из далёкого прошлого. По какому принципу происходит настройка – понять вообще невозможно. Но это объясняет, почему мы с тобой уловили в этом городе воспоминания людей, живших здесь сто пятьдесят лет назад.

Стэфани долго смотрела мне в глаза, но промолчала и сосредоточилась на тостах с джемом.

– Самая обширная теория – информационное поле, – продолжал я. – Если предположить, что оно существует, этот факт объясняет всё – как случаи восприятия информации в реальном времени с другого конца континента, так и из далёкого прошлого. Кто знает, может быть, единственная реальная машина времени – это человеческий мозг? Был такой писатель, Филип Дик – к старости он совсем поехал от употребления наркотиков, утверждал, что вся Вселенная – это живая информация. Говорил, что получает послания от инопланетян.

Я рассмеялся.

– Мы в универе пока не ставили опытов по контактам с пришельцами, но если они где-то существуют, то кто знает – может быть, информационное поле даст возможность и с ними поговорить.

Стэфани допила шоколад и проговорила:

– Эти чужие чувства столь же реальные, как мои собственные. Неважно, чем это объясняется – но я точно помню, как хотела повеситься после смерти мужа, Джона. А ты изнасиловал меня, чтобы не дать мне умереть.

– Так и было, – кивнул я, не глядя на неё. – И что ты теперь обо всём этом думаешь?

– Мне проще будет говорить об этом в городе. Идём?

Скрип песка под нашими подошвами делал повседневную реальность с находящимся в ней мотелем всё более маленькой и далёкой, погружая нас в безумие города-призрака.

Посреди руин проходила фотосессия – сегодня приехал целый автобус. Фотографы, гримёры, модели. Они суетились, бегали возле наших домов – так что спокойно погрузиться в информационное поле не было никакой возможности. Лицо Стэфани выражало крайнее возмущение, я почувствовал, что ещё немного – и она реально попробует разогнать всю эту толпу. Решение пришло ко мне мгновенно, суфлёр безумия отлично сработал. Я взял девушку за руку – и уверенно повёл за собой к холмам. Не по той тропинке, что вела к пещере Джона, а вправо, на соседний холм. Игнорируя жару, мы быстро и уверенно топали по песку, меж валунов и пустынных колючек. Откуда-то я знал, что уже много раз шёл этим путём к индейцам – иногда пешком, но чаще верхом на лошади. Ранним утром или в сумерках, я выезжал, стараясь застать редкую прохладу. Лошадь шла медленно по каменистой тропе, и я не торопил её. В этом городке не было нужды спешить, за что я его и полюбил.

В какой-то момент я «очнулся» и уже не знал, куда идти, но Стэфани перехватила инициативу. Теперь я шёл за ней, любуясь её стройным телом – моё вожделение усиливалось с каждым шагом. Ник Эберс успел подумать, что последние дни он сам на себя не похож, но Эдварду не было дела до Ника.

«Вся эта история явно понравилась бы Филу, это в его стиле», – подумал Ник, прежде чем погрузиться в полусон.

Эдварду действительно не было дела до Ника – он прокручивал в голове воспоминания о своей лондонской молодости и красивых коварных женщинах. Жизнь британского аристократа наполнена сложностями, от которых очень хотелось сбежать в уютную простоту.

Америка. Денежный крысятник Нью-Йорка, далее – новые горизонты неосвоенного Запада, новый образ жизни, новые друзья. Деревня коммуны баптистов – там было очень уютно и душевно, была настоящая дружба, любовь, потери… и снова – бегство дальше. На край света. To the middle of nowhere, в Долину Смерти, где так красиво, тихо и спокойно. Ему довелось побыть и бабником, и монахом. А сейчас перед ним была красивая женщина, и Эдвард следовал своим инстинктам.

Наконец, мы остановились.

– Здесь, – твёрдо сказала Стэфани.

Мы были почти у вершины холма. Она стояла, глядя в просвет меж двух скал – отсюда, будто из окна, открывался вид на городок. Но нас снизу невозможно было увидеть, скалы надёжно скрывали это укромное место от посторонних глаз.

– Я любила приходить сюда, чтобы посмотреть на город, – сказала Стэфани. – Особенно, когда осталась одна.

Я встал за её спиной, погладил мягкие каштановые волосы, плечи… мои руки легли на бёдра девушки.

– Для меня невыносимо быть одной, – продолжала Стэфани, говоря в пустоту, будто обращаясь к городу внизу. – Я привыкла принадлежать мужчине, это так здорово – быть чьей-то. Свобода – о ней много говорят, но мало кто может с ней справиться. Я – не могу, да и не нужно мне это. Никогда не хотела свободы, хотела мужчину, которому я могла бы принадлежать. Полностью и навечно. После смерти Джона я осталась одна, и это было невыносимо. Я не могу, не хочу, не должна быть одна.

Я запустил руку под юбку Стэфани и обнаружил, что она не надела трусики сегодня.

– Ты спас мне жизнь, – говорила Стэфани, пока моя ладонь ласкала её. – Сделал именно то, что было необходимо в тот момент. Когда ты силой взял меня в сарае, я почувствовала, что теперь принадлежу тебе. Значит – могу жить дальше.