Александр Москалев - Тихие омуты

Свято-Троицкий мужской монастырь – незаслуженно забытая жемчужина Русского Севера, был одной из главных целей путешествия Артема. Старинная легенда, предававшаяся на берегах Ярозера из уст в уста, приписывала его строительство самому святому митрополиту Макарию, современнику Ивана Грозного, который некоторое время был епископом в этой местности. В монастыре и по сей день хранилась икона святого Макария, написанная суровым средневековым новгородским письмом. Известность монастырь приобрел во времена первых Романовых. Уже тогда это была мощная крепость, окруженная высокой стеной с угловыми башнями, двумя каменными церквями, большим келейным корпусом и прочими необходимыми строениями. Здесь подвизались многие святые старцы, монастырь слыл крепким оплотом православия в борьбе со старообрядчеством.

Свято-Троицкая обитель распространяла свет веры и на все окрестное население, паломники разносили по Руси слухи о благочестии жителей соседних деревень. Монастырь процветал и богател. Однажды сам государь-император Александр I вознамерился посетить берега Ярозера, однако не смог сюда добраться из-за неожиданно рано начавшейся весенней распутицы. На том месте, где император повернул обратно, до сих пор можно видеть каменный крест с памятной надписью. Почти сразу после революции монастырь был закрыт. Планировалось превратить его в санаторий, однако из-за удаленности от крупных городов и вечного бездорожья от этого плана вскоре отказались. Официально монастырь был передан соседнему колхозу под хозяйственные нужды, но местные крестьяне не зря были известны своим благочестием: потихоньку в древних стенах вновь стали появляться монахи, даже один из председателей колхоза на старости лет принял монашеский постриг и занял место игумена этого тайного монастыря. Так что к моменту падения советской власти и возвращения Свято-Троицкой обители православной церкви, здесь уже была своя братия, постоянно пополнявшаяся новыми монахами.

Игумен, возглавивший монастырь лет десять назад, отец Анисим, оказался человеком деятельным и изобретательным. В его грандиозные планы входило превращение Свято-Троицкого монастыря в яркую достопримечательность Русского Севера, сопоставимую с Валаамом и Соловками, притягательную не только для паломников, но и для туристов. В первую очередь отец Анисим добился того, чтобы вдоль берега Ярозера проложили новую дорогу, позволявшую добираться до монастыря в любую погоду. Затем были отреставрированы изрядно обветшавшие за годы запустения монастырские постройки, подновлены церковные фрески. Активно поддерживалась и распространялась легенда о том, что основателем обители был сам святой митрополит Макарий. В летописи действительно упоминался случай его приезда на Ярозеро, и этот год считался датой основания монастыря. К приближающемуся пятисотлетию обители игумен Анисим, ожидая наплыва туристов и паломников, выпустил дорогую иллюстрированную книгу, включавшую как подробную историю монастыря, так и лучшие фотографии, на которых была запечатлена эта святыня.

Артем не зря стремился в Свято-Троицкий монастырь. Две его старинные церкви, летняя и зимняя, действительно представляли большой искусствоведческий интерес. Эти каменные храмы были построены не в традиционном, тяжелом и приземистом, северном стиле, а скорее напоминали шатровые деревянные церквушки, которых было полно в окрестных деревнях, но только вдруг неожиданно окаменевшие. Как удалось древним мастерам создать из камня эти легкие и устремленные ввысь постройки, резко контрастирующие с массивными стенами монастыря и приземистым келейным корпусом, – на этот вопрос не мог ответить никто, тем более, что серьезного научного изучения удивительного переплетения в них черт традиционной деревянной и каменной архитектуры, до сих пор не было предпринято. Этот пробел и собирался заполнить Артем.

Глава II

Оставалось всего три рассвета, и от близости заветного дня каждый из них казался еще более прекрасным. Семен с детства любил рассветы, его часто мучила бессонница – среди таких как он это считалось нормой – поэтому восход солнца обычно встречал за околицей, на самом берегу озера. Особенно волшебными восходы были ранней осенью, в светлые солнечные дни бабьего лета. В колючем, слегка морозном воздухе, подернутом легкой дымкой, сначала разливалось нежно-розовое сияние. Оно поднималось над лесом, превращавшимся в желто-красную палитру великого Художника, затем его блики ползли по спокойной, прозрачной и застывшей в немом благоговении воде Ярозера, а когда все вокруг наполнялось этим необычным розовым сиянием, над темной кромкой леса, как всегда неожиданно, показывался краешек солнечного диска. И сразу же мир вокруг оживал, все краски, до того робкие и приглушенные, начинали играть в лучах поднимающегося светила: и зелень пока ещё сочной травы, и синяя гладь озера, и великолепное разноцветье леса и даже обычно уныло-серый ряд деревенских изб, – все это сливалось в восторженном единстве, своей красотой славя Творца, подарившего миру еще один новый день.

Сегодня Семен не пошел на берег. Он не спеша брел по деревне, стараясь насладиться каждой минутой этого волшебного летнего утра. Ему хотелось бодрствовать следующие двое суток, чтобы не пропустить ни одного мгновения, наполненного жизнью, чтобы успеть почувствовать все, что он еще не изведал за свои неполные восемнадцать лет, чтобы вместить в себя всю красоту и величие сотворенного мира.

Было еще очень тихо, хотя уже прокричали свое приветствие новому дню неугомонные петухи, а на некоторых дворах угадывалась сует – это самые заботливые хозяйки с раннего утра спешили проведать свою домашнюю скотину. В то же время в новых, недавно построенных перебравшимися с большой земли общинниками домах, мимо которых проходил Семен, еще крепко спали. Это было неудивительно: непривычные к деревенской жизни приезжие обычно не держали скотину, а те, кто заводил у себя теленка или козу, все равно по городской привычке старались подольше понежиться в постелях. Но Семен не винил их в этом, поскольку не было особой разницы между теми, кто родился на острове и теми, кто по своему желанию выбрал жизнь на нем и воспринял частичку разлитой здесь благодати. Иногда Семену даже казалось, что именно они, те кто переехал на остров с большой земли, совершили настоящий духовный подвиг – ведь совсем разные вещи: родиться на благодатной земле, или бросить все: привычную жизнь, друзей, работу, может быть даже семью, те соблазны, которые в изобилии предлагают большие и малые города, и встать на путь духовного просветления, отрешившись от всего, что было важно раньше. Впрочем, наставники учили, и Семен не мог им не верить, что все те, кто живет на острове, в равной мере праведны, если они не нарушают заповедей Творца.