Дина Клопова - Пустившие по ветру. Роман

Безусловно, она была талантливым лекарем, интересным собеседником с воспитанием высшего сословия. Но ему казалось, что между ними образовалась какая-то едва уловимая связь -они с полувзгляда друг друга понимали. Чего он не мог сказать о жене.

– Отец? – отвлек его от мыслей голос дочери. Он повернул к ней голову. – Ранэль прислал письмо, вот.

Саэль протянула ему конверт, уже распечатанный. Мужчина невольно сжал губы, но решил уточнить:

– Мама?

Девушка опустила глаза, угукнув. Она видела неладное между родителями и, как всякий ребенок, считала виноватой себя. Гастиэль притянул ее к себе и поцеловал в макушку. Дочь была единственной радостью в его жизни. Ее появлению он радовался куда больше, чем сыну. Она обняла его в ответ.

– Сама-то прочитала, что брат пишет?

Макушка подергалась в отрицающем жесте.

– Тогда давай вместе?

Макушка подергалась в утвердительном жесте. Он улыбнулся.

Они сели на тахту, Саэль забралась с ногами, уютно устроившись рядом с отцом. Тот развернул письмо и прочел вслух о том, что в Мирграде все спокойно, княжич Итэль женился не на той княжне, на которой хотел, сам Ранэль заступил на государственную службу и покуда всем доволен. Гастиэль намеренно пропускал те места, где между строк сквозила неприязнь сына к происходящему, тоска по дому и прежним беззаботным дням. Закончив чтение, он вздохнул.

– Что? – спросила Саэль. – Неужели он до сих пор не нашел себе девушку?

– Я сам удивлен, – деланно ответил Гастиэль. – Ну, беги к маме.

– Отец, мне уже не десять зим, – укоризненно протянула девушка. Он прекрасно знал, что ей вот-вот исполнится шестнадцать, но старался об этом не думать. Ведь ей предстояло вскоре выйти замуж. А здесь не за кого, придется отправлять ее к брату в Мирград. Но он этого хотел меньше всего.

Когда Саэль оставила его, он все же сел за стол и написал сыну ответ, в котором предупреждал, что в скором времени к нему переберутся сестра с матерью. Им всем так будет лучше.

– Ты может, все-таки поешь? – он вздрогнул от голоса жены, попортив чернилами письмо.

– Я сколько раз просил…

– Все! – оборвала она его и вышла. Он вздохнул. Все как всегда.

К тому моменту, когда Гастиэль переписал письмо, за окном уже совсем стемнело. Он запечатал конверт и положил на видное место, чтобы не забыть. После чего побрел в спальню. Аданэль уже давно спала. Он вздохнул и вернулся к себе спать на тахте. А ведь когда-то все было совсем иначе…

Фьюриэль бежала по коридору. Вернее, очень быстро шла. Новая травяная смесь стала прорывом, о чем ей не терпелось рассказать.

В дверях с размаху вписалась в Гастиэля, отскочила и выпалила:

– Надьяр?!

– Доброе утро, – протянул тот, а она уже мчалась дальше, стараясь не думать о том, что только что произошло.

На лестнице натолкнулась на Ириэля. Тот поймал ее за руку и задержал.

– Постой, Фьюри. Что случилось?

– Новый порошок! – с горящими глазами выпалила девушка.

– Новый порошок и что?

– И то, – пространно махнула рукой она. – Он способен накапливаться в пораженных органах! Температура тела над ними повышается!

– То есть ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что не зря столько времени на это потратила.

– Любопытно. Пойдем, скажем Данэлю, – он взял ее под локоть и повел наверх. Фьюриэль осторожно освободила руку и тихо проговорила:

– Сам ему скажи, я не очень хочу с ним разговаривать.

– А что так?

Девушка молча отмахнулась и пошла обратно.

Лечебница приозерного городка Лилграда была достаточно маленькой, если сравнивать с Содармудской или с Мирградской Академической лечебницей, не говоря уже об Академии в Торах. Здесь все знали друг друга, и друг про друга тоже.

Фьюриэль выросла в семье, далекой от лекарского искусства – ее семья содержала школу. Старшие братья поступили на государственную службу в Содармуде, сестра же воспитывала пятерых лесовичков. Сама девушка всю сознательную жизнь лелеяла мечту приобщиться к лекарскому сословию после одного случая – в возрасте полутора зим она упала с постели головой вниз и быть бы ей калекой, если бы не надьяр Гастиэль. Причем то, что это был именно он, она узнала от матери, когда вернулась из Содармудской Академии и начала трудиться на лекарском поприще.

Фьюриэль была фармацевтом-алхимиком. Порошки смешивала любой сложности, даже самые хитрые жидкости и растворы, любой яд… И не уставала экспериментировать. Ей даже отвели специальные помещения для опытов и хранения сырья. Она этим болела. Но спустя некоторое время, она оказалась вынуждена признать, что в Лилграде ее искусство не столь востребовано, как могло бы быть в лечебнице покрупнее. Пятнадцать порошков и восемь растворов плюс четыре мази – вот и весь спрос. И девушка стала задумываться над тем, что на малой родине можно всю жизнь и не проводить. Тем более с учетом того, что замуж она не собиралась – ядовитые испарения здоровья не прибавляют.

Временами она ловила себя на том, что за ней ухаживает Данэль, но как-то странно он это делал… Не торопясь никуда, и с таким видом, что она ему должна быть благодарна за оказанное внимание. Конечно, аж два раза. Она смирилась со своей непохожестью, своей конституцией, смирилась с тем, что никогда не будет такой же изящной и хрупкой, как лесные собратья. Она гордилась тем, что покойный дед, Оганэль, был чистокровным северянином. Среди лесных она была чужой. Не то что бы ее дразнили четвертькровкой, нет. Она не чувствовала духовного единства с зеленым народом, за редким исключением. В Мирграде на государственной службе находился ее друг детства – Панторэль, а в Содармуде – подруга-морянка Гиэль с супругом.

Фьюриэль, приглушив свет сумеречных кристаллов на стенах кабинета, скользнула в маленькое помещение без окон, старательно укрытое от источников света. Здесь, под сиянием светлячков, девушка выращивала восемь сортов грибов и два вида плюща. Несколько раз за день ей было необходимо проверять состояние почвы, потому как конкретно эти виды были очень капризными. Не дожидаясь, пока глаза привыкнут, она на ощупь принялась подсыпать порошки и подливать растворы.

В дверь ночной теплицы постучали. Девушка закатила глаза, потому что узнала по стуку, кто это, и усердно отказывалась понимать, почему нельзя было поговорить с ней, когда они столкнулись в коридоре несколько минут назад. Она молниеносно дернула вниз закрепленную плотную штору возле двери и успела высунуть нос, изрядно щурясь, прежде чем Гастиэль еще раз постучал.

– Что?

Он молча растянул губы в дурацкой улыбке. Фьюриэль схватила его за запястье и затащила внутрь, плотно закрыв дверь и вернув на место штору. Гастиэль плечом тронулся о стену, всполошив светлячков. Очень романтичная обстановка, если бы еще запах был поприятнее…