Владимир Кремин - Седовая падь

Но однажды вечером, за ужином, Дарья все же решилась. История рассказанная ею, привлекла внимание сына и, в продолжении всего рассказа, он завороженно слушал не издав ни звука. Николай – муж Дарьи, с которым они уже прожили почти двадцать лет, был человеком с юмором и подобные мистические штучки его интересовали, как говорится, постольку-поскольку; лишь с веселой стороны. Поэтому он, естественно, воспринял услышанное с легкостью и, бросив пару шутливых фраз, уселся смотреть телевизор.

Василий, некоторое время молчавший, принялся прохаживаться по комнате и, подобно отцу отпускать колкости.

– Мам, мы в следующий раз тебя с Шариком встречать пойдем.

– Зачем это меня встречать? – возразила мать, недоумевая куда клонит сын.

– А там поглядим, – улыбаясь продолжал Василий, – кто из вас от этих собак первым домой прибежит; ты или Шарик?

Отец хмыкнул, заулыбался и, ничего не сказав, продолжил смотреть на экран.

– А ну вас, чертяки, ничем их не проймешь. Одно знают; хи, хи, да ха, ха… Вот вас на мое место, посмеялись бы тогда.

Больше история в семье не обсуждалась. Шло время и никто не вспоминал об этом. Лишь раза два, как-то, пытался подшутить Василий, но не встретив поддержки и одобрения отца, тут же отставал, погружаясь в свои ребячьи дела.

Пришла холодная сибирская зима, с ее морозами, снежными заносами, пургой да метелью. Накрыло в ночь село пухлым, белым одеялом. Словно все, где наследило лето, зима укрыть норовила, от лишнего глаза подальше. Мол, само за свое ответствуй, а я вон какая; чистая, светлая, любо-дорого поглядеть. И вправду; выйдешь на улицу – красота да и только, хоть на право, хоть на лево смотри, все-то душа радуется. Белым- бело… Зима – одним словом.

Вот и Дарья, как-то, до колодца подалась. Колонка с водопроводом, что летом, по теплу, как часики работала, нынче возьми, да перемерзни. А наспех отогреть ее не получилось, да и морозец прижал не на шутку. Не бросать же стирку, коли воду и принести можно. Жаль вот только Василий улизнул куда-то, а то бы помог.

Там, у колодца, и встретила тогда проходившую мимо Стешу. Разговорились средь бела дня, словно век не видились. Слово за слово, да и не помнит Дарья как случилось, что решила она Стешке, женщине чувствительной и страсть любопытной, всю свою историю поведать. То ли сострадания, то ли участия искала, сама не знает; словом, бабье это… Долго еще понимающе кивала Стеша головой, недоумевая; как же возможно такое? И верилось, и нет…

– Ну и страху же ты, бедняжка, должно натерпелась, а? Подумать только! Это откуда же напасть то такая? Ай, ай, ай, ну ты подумай, – все твердила она, охая, да вздыхая.

Так вот и прокудахтали часа полтора, только и всего. Расставаясь с участливой женщиной и не подумала вовсе Дарья, что видит ее в последний раз. Да коли бы знала тогда причину…

Как-то раз, в метель, сгинула несчастная, невинная Стеша бесследно. Искали ее всем селом, из сил выбились. С собаками, да на лыжах, почитай все окрестные леса обходили, даже милиция из района приезжала. Пурга тогда не на шутку разыгралась, все дороги да следы заборонила. Пойди, попробуй отыскать, когда ни зги не видно и ветер со снегом в лицо хлещет. Да и знать бы где искать?

Тремя днями позже угомонилась, улеглась буря. Посветлел горизонт, белухой обнажив бескрайний простор, едва-едва только крыши домов и угадывались. Новые дороги, да тропы торить пришлось. Пропала Стеша…

С недельку после бури, милиция все по селу кружила, искали долго Стешу. Так ни с чем и уехали. Лишь по весне, выбили теплые лучи из под снега ее темное пальтишко. Так с узелком и нашли, знамо платье кому пошить несла, да в пургу с плотины в лог сошла – заплутала. В логу то метель, она кругами ходит. И человек, стало быть, за ней…

Хоронили всем селом, как и полагается. Пришла и Дарья проститься. Всем сердцем жалела она бедную женщину, к которой так неблагосклонна оказалась судьба. Ни детей, ни мужа не пощадила, ударила всей своей силой по хрупкому, людскому счастью. И кто виной, кому ответ держать?

С приходом теплых, майских дней обильно пошла в рост трава на лугах. Совхозные гурты, со всем поголовьем скота, перешли на летние пастбища и свободные от засева пары. Дойных коров стали выгонять в ночное и Николай, муж Дарьи, работал теперь то в ночь, то в день, поочередно меняясь с напарником. Он пас коров и, всю ночь напролет, по роду работы, был обязан находиться с табуном, не отлучаясь ни на минуту от голодного после зимовки стада.

Однажды вечером, собираясь уезжать на смену, он неожиданно для Дарьи, вдруг спросил.

– Так ты говоришь две собаки тогда тебя испугали: одна черная, другая белой масти? И глаза большие зеленые? Так что ли?

– Да, а что это ты спрашиваешь? – Дарья тревожно посмотрела на мужа.

– Нет, это я так. Пришло что-то на ум. Сам не знаю, – отмежевался Николай.

– Ну я поехал, пора уж, – вдруг заторопился он, одевая на широкие плечи брезентовый, тяжелый плащ. В дождь, он кстати.

Утром следующего дня, муж пришел домой позже обычного и устало завалился в кровать. Отоспавшись, во время обеда, неожиданно для супруги он вдруг рассказал, что всю ночь ему не давали покоя две огромные собаки, с ярко горящими в темноте глазами. По началу он их даже за волков принял. Только вот коровы себя как-то не обычно вели; вроде бы и не волки это вовсе.

Они разогнали и распугали всех коров, а исчезли лишь на рассвете. Лошадь, пугливо шарахаясь от бегавших поодаль собак, чуть было однажды не сбросила его на землю. Однако, будучи опытным наездником, Николай сумел удержаться в седле. Коров пришлось собирать по всей степи, вместе с приехавшими наутро напарником и бригадиром. Благо все коровы остались целы.

– Ума не приложу, что бы все это значило? – спрашивал Николай супругу, – да и коровы, обычно так не пугались собак, а напротив, норовили преследовать, интерес проявляли. Это в них есть. А тут?.. Дело в том, – немногим позже продолжал Николай, – что я и вчера их видел, но они не подходили близко, а лишь издали бестолково кружили у стада, то и дело укрываясь сводами темных, березовых подлесков.

– Вот, вот! А вам все шуточки, – вскинулась Дарья. – Интерсно, чьи же они? Ведь наверняка должен быть хозяин в деревне.

Как ни странно, но Николай так и не смог ничего узнать о хозяине двух огромных собак. Никто их нигде не встречал и слышать о них не слышали. Особенно он не распространялся и старался держать подробности при себе, считая не нужным и пустым делом, трепать языком. О чем и жену просил; не к чему будоражить народ слухами. В селе и без того любая весть на подхвате. Что лист по ветру, развеет – не удержать…

Только вот о разгадке мечтать так и не пришлось. В течении всего летнего периода, собаки никогда больше не появлялись и не тревожили, ни лошадь, ни коров Николая, да и в поселке о них не говорили.