Ганс Эверс - Избранные произведения в 2-х томах. Том II. Подменыш (роман). Духовидец (из воспоминаний графа фон О***)

А если бы было иначе! Если бы она дождалась кузена Яна, вышла за него замуж даже против его воли? Тогда, понятно, все эти титулы стояли бы на её визитной карточке… Прибавлено было бы и его имя: Олислягерс. Но на него никто бы не обратил внимания. Боже! Дважды она была замужем. Носила две другие фамилии – и выбросила их вместе с мужьями. Осталась чем была и чем навсегда останется: Эндри Войланд.

Нет, нет, не навсегда. Уже скоро она не будет… Войланд – да, но…

И она подумала: теперь Ахиллес, наряжённый девушкой, прощается с дочерями Ликомеда.

В замке Войланд была большая зала с брабантскими гобеленами, вытканными по рисункам Рубенса. Везде царили его тела. Богини и полубоги, герои и центавры – все было насыщено нидерландской силой. А краски!

Сюда её водила бабушка и рассказывала ей все эти истории про богов и героев. Там был и Ахиллес, переряженный девочкой, укрытый матерью среди семи дочерей Лнкомеда, чтобы его не взяли на войну, где ему предстояло погибнуть. Все восемь были совсем как девочки, и нельзя было среди них отличить мальчика. Когда Эндри подвела к гобелену свою Петронеллу, та не смогла разобрать, какая из девочек – Ахиллес.

Но хитрый Одиссей знал, что без Ахиллеса не победить Гектора. Вместе со своим другом Диомедом он переплыл море, навестил дочерей Ликомеда и среди подарков положил меч. Одна из восьми схватилась за меч. Эта и была Ахиллесом…

* * *

Об этом вспомнила Эндри Войланд в своей комнате в «Plaza». Ахиллес прощается с подругами своих игр, сбрасывает женское платье и идёт за мудрым Одиссеем. Ахиллес становится мужчиной и героем.

Тогда она очень походила на девочку-Ахиллеса. Но никто не дал ей меча, который бы сделал её мужчиной.

Прошло двадцать лет. И теперь приходит к ней некто, мудрый, как Одиссей: Брискоу. Он предлагает ей нечто – меч ли это? Меч, превращающий её из женщины в мужчину?

Эндри Войланд улыбнулась. Она подумала: очень острый, режущий меч. Обоюдоострый.

* * *

Как должна теперь выглядеть бабушка Роберта? Уже давно прабабушка. А теперь и пра-пра-бабушка. Ей всего семьдесят шесть или семьдесят семь лет, не больше. Ездить верхом, кататься на коньках она уже не может. Но держит ли она ещё соколов? Старый кучер, наверное, уже умер, хромая Гриетт – тоже, а вместе с ними и все, все животные, которых она некогда гладила и ласкала. Петронелла давно замужем, у Катюши – детей, как трубочек у органа, и все такие же белобрысые неряхи, как она сама.

Ничто больше не связывает её с тем, что нынче представляет собой Войланд, ни один человек, ни одно животное. Ничто, кроме воспоминаний. Быть может, Ян? Достиг ли её высокомерный кузен в жизни большего, чем она? Он мог бы владеть всем этим, с ней впридачу. За песню и за кусок хлеба – он мог только палец протянуть. А он оттолкнул все это пинком ноги, как старую калошу в уличную корзину!

Ян – человек, для которого всякое дело и всякое действие никогда не являлись средством, а только целью. Он постоянно что-то начинал, что-то, казавшееся ему важным и достойным страстной работы. Осуществлял это – и терял затем всякую охоту, отбрасывал прочь. Ах, у неё было иначе: она отказывалась раньше, чем достигала цели! Обстоятельства оказывались сильнее её, он же был их господином. Это и значит, что он был мужчиной, а она – женщиной. Так оно и было, только так, – думала она.

* * *

Кузен приезжал в Войланд только на каникулы – и то не всегда. Он не был ни полюсом, ни осью, вокруг которой вращалась её жизнь. Он был лишь верстовым столбом в её жизни. Когда он появлялся, это означало, что истёк определённый отрезок времени.

Когда Эндри было шесть лет, а кузену вдвое больше, он привёз с собой на Пасху ружьецо, но бабушка его отняла. Она была госпожой охоты, но охотилась только с соколами. Как охотник презирает мужика, убивающего дубиной зверя, попавшего в капкан, так и она презирала охотников, бьющих дичь из ружья.

Яну было запрещено стрелять лисиц и зайцев. В конце концов бабушка ему разрешила стрелять разорителей гнёзд: ворон, соек, сорок и одичавших кошек. Когда мальчик запротестовал, говоря, что уже два года тому назад он застрелил своего первого дикого козла, она положила ему плату. За голову вороны – десять пфеннигов, за сороку и сойку – по марке, за дикую кошку – пять. Он взял с собой Эндри, научил её стрелять. А сам подымал ружьё только при её промахе. Он считал ниже своего достоинства бить такую мелочь: это была забава для детей или для прислуги. Когда Эндри убила первую кошку, он подарил ей ружьё.

Он говорил, что ему самому нужно настоящее охотничье ружьё, двустволка или трехстволка. Он мечтал о болотах с крокодилами и носорогами, о джунглях, где бродят пантеры и крадутся тигры, о пустынях со львами и жирафами. Все же назначенная бабушкой плата за дичь прельщала его. Если он наберёт достаточно денег – сможет купить трехстволку.

Эндри должна была ему помогать. Он мечтал бить коршунов – но ему доставалась грязная работа: только вороны.

Дети начали лазать по деревьям, разорять вороньи гнёзда. Бабушка охотно платила и за вороньи яйца.

В последний день своего отпуска Ян подсчитал выручку. Для покупки охотничьего ружья много не хватало. Бабушка великодушно добавила недостающую сумму. Но мальчик отклонил это, сказав, что она может либо спрятать деньги, либо отдать их бедным. На что ему теперь трехстволка, когда он должен ещё пять лет сидеть, скорчившись, в школе!

Когда Ян, окончив школу, поступил в Страссбургский университет, он привёз с собой в Войланд рапиры и научил Эндри фехтовать.

После этого он не появлялся целый год. В тот год Эндри училась охоте.

За это дело бабушка взялась основательно. Соколиная травля – не спорт и не только охота. Как и бой быков, это наука и искусство.

Однажды зимним утром бабушка отвела Эндри с Петронеллой в Рубенсовскую залу, в которой все окна были плотно занавешены. В огромном камине горели дрова. На столе под зажжёнными лампами лежало множество книг. Эндри должна была их учить. Если чего не поймёт, пусть спросит Петронеллу. Последняя дочь надсмотрщика за дичью выросла среди соколов и все разберёт. Клаас принесёт им обед, – сказала графиня и ушла, замкнув дверь.

Эндри и Петронелла взялись за книги, но ничего не могли в них понять. Некоторые были написаны даже на непонятном для них языке – по-латыни, что-ли, или по-гречески.

Эндри разбирала немецкие и голландские заглавия.

– Спиши эти, Петронелла, – сказала она. – От чтения мы можем избавиться. Бабушка ведь тоже этого не прочтёт!

Так они отложили много книг, списав лишь заглавия, чтобы сказать бабушке. Но большинство книг было с рисунками. Рисунки Эндри понравились. И по рисункам с помощью Петронеллы она научилась отличать соколов от ястребов. История соколиной охоты Домбровского её заинтересовала…