Евгений Пышкин - Разбудить цербера

Предательство явилось самым легким выходом. Тридцать серебряников – мотив жадности – лишь маска, скрывающая истинные причины. Иуда просто стремился отомстить Спасителю, как человеку, который разрушил его идеал, но с другой стороны, физическая смерть Иисуса перечеркнула все надежды апостола на встречу с идеалом. Исправить ничего нельзя. Последний поступок несчастного: избавление от тридцати серебряников – шаг бессмысленный, проистекающий от полного отчаяния человеческой души, от безысходности. Мир рушится. Смыслов нет. Надежду на идеал он убил собственными руками. Депрессия и самоубийство.

Иуда так и не смог преодолеть свой предрассудок, выпутаться из плена лжи и понять: его представление о царе царей есть не более чем сказка, придуманная ограниченным умом.

Так зададимся вопросом. Тот, кто приходит в наш мир и разрушает идеалы – злодей? Или наши ограниченные идеалы – зло?»

Габриель встал из-за стола и, подойдя к окну, невидящим взглядом посмотрел на улицу. Там ходили люди, но перед его мысленным взором стоял ноутбук и последний абзац психологического этюда об Искариоте. Знак вопроса в конце предложения вспух, словно ужаленный ядовитым насекомым, расплылся и заплясал на противоположной стороне улицы. Габриель очнулся. Он сел за стол и отправил текстовой файл редактору журнала. Ответ пришел быстро. Редактор попросил выйти на видеосвязь.

На экране появился человек лет пятидесяти. Круглое маленькое лицо с пухлыми губами приятно улыбнулось.

– Здравствуйте, я главный редактор журнала «Наука и жизнь» Борис Карев.

Он говорил на английском языке.

– Габриель Санчес.

– Я прочел психологический этюд. Весьма неплохо. Мы издадим его в сетевой версии журнала. Лично у меня возникла интересная мысль, а что если издать этюд отдельной книгой, доработав художественно. Взять драгоценные крупицы мыслей и инкрустировать их в литературный текст?

– Стоит подумать.

– Да, чуть не забыл. Хотелось уточнить ваши биографические данные. Вы не указали в письме дату рождения.

– Пятнадцатое июня две тысячи сто двадцать первого года.

– Отец и мать?

– Приемные.

– Ага. Настоящие родители неизвестны?

– Нет. До сих пор не имею о них сведений. Появился я на свет в роддоме города Джексонвилл.

– Судя по коду связи, вы находитесь сейчас в Англии?

– Верно. Это дом родственников моих приемных родителей. Он как нельзя лучше подошел для уединения. Постоянно проживаю в Мехико.

– Спасибо. Мое предложение остается в силе. Подумайте над книгой. Скажу даже в каком направлении двигаться. Язык постарайтесь облегчить. Уж больно он костоломный. Название этюда «Последние дни Христа» весьма многообещающее, но не верное. О Спасителе упоминается вскользь, а я бы хотел увидеть его и Иуду равновеликими личностями. Изобразите их противостояние. Нам нужен конфликт. Надеюсь, вы не против такого изменения?

– Нет, ну, что вы.

– Вот и хорошо. Работайте. Если очень постараться, то можно претендовать и на бумажное издание. До свидания.

Габриель закрыл окно видеосвязи и устремился на просторы Интернета, погрузившись в поиск. Первая вещь нашлась сразу – «Геометрия Юровского». Габриель рассмотрел рисунки, являющиеся моделями нульмерного, одномерного, двухмерного, трехмерного пространства. Вплоть до шестимерного. Суть изображений пояснялась текстом. Вся ошибка заключалась в традиционном представлении людей о пространстве. Юровский отступал от привычных моделей. В древние времена, пояснял автор, трехмерное пространство представляли в виде трех осей: «x», «y» и «z», которые перпендикулярны относительно друг друга. Теперь же правильно было бы сделать их параллельными прямыми. Трехмерное пространство становилось призмой с треугольным сечением. Объекты, расположенные внутри нее, можно описать тремя координатами, являются треугольниками. Такая ориентация осей координат, по мнению Юровского, отвечает на вопрос, почему нульмерные, двухмерные объекты не видны в нашем мире, а объекты с большей пространственной мерностью воспринимаются искаженно. Далее фантазия автора разрослась буйным цветом, не заботясь о научности. Юровский предположил, что «черные дыры» и объекты сродни им не трехмерны. Автор провел четкое разграничение понятий: количество координат у пространства и количество координат у объекта, находящегося внутри этого пространства. Он высказал смелую гипотезу, что человек имеет большее количество координат. Другими словами, три фиксированные координаты в трехмерном пространстве – это физическое тело, а все остальные координаты находят свою привязку в других пространствах, но автор объяснил это положение мимоходом, будто замалчивая о чем-то. Также Юровский разобрал время. На Земле оно одномерно, но существуют миры, где время движется параллельными потоками разного ритма. Объект в таком мире обычно ощущает себя проживающем несколько жизней сразу. И опять Юровский ушел далеко в своих измышлениях. Он предположил, что «где-то, а точнее нигде в привычном представлении» находится пространственно-временная дыра, где нет ни времени, ни протяженности, но есть жизнь. Тут автор задался вопросом: «А что есть вечность? Это бесконечно текущее время или его отсутствие?»

Габриель отложил чтение. Все это завораживало и будоражило фантазию, но казалось невероятным. Следующий предмет, интересующий его, была аффективная философия. Термин ввел румынский мыслитель и социолог прошлого века.

Он объяснил: аффект – идейное ядро многих мировоззрений. Под ним понимается какое-то одно умонастроение человеческой психики. Жизнь людей соткана из смены настроений. Аффективная философия брала одно из них, и продлевала во времени. Оно становилось жизненным движителем. Так уныние порождало философию уныния, стремление к удовольствию дало повод к появлению эпикурейства и так далее. В электронном учебнике приводилось множество примеров. Румынский философ прошелся по ницшеанству, экзистенцианализму, он находил отголоски аффективной философии в буддизме, исламе и в иных религиях. Но Габриеля привлекли внимание следующие строки: «Аффективная философия стоит на страже человеческих слабостей, она потакает им. Тем самым, любомудрие тех времен превратилось в удобную игрушку. Любомудрие оправдывало слабости, что недопустимо для современной философии. Мы должны изгнать эмоцию из умозаключений. Надо мыслить здраво. Философия чистого разума – вот приемлемое будущее для человечества».

Габриель задумался. Ему показалось, что в этих словах есть доля истины. Неясные мысли завертелись в голове Габриеля, но так и не оформились в четкие фразы. Он представил свою будущую книгу «Последние дни Христа». Ее идейные очертания проступили сквозь мутную воду догадок. Почему-то после размышлений румынского философа мысль заработала четче. Вся предстоящая работа не виделась невыполнимой.