Игорь Сурков - Исчезновения в Гальштате

…Я больше всего любил раньше именно Новый год. Даже свой день рождения меньше. Хотя я родился по метрике в феврале, когда от Нового года еще не стерты воспоминания. Новый год – это каникулы, елки, подарки от шефов, экскурсии и поездки. Это время, когда экзамены в музыкальной школе закончились и можно просто играть на пианино в свое удовольствие, не думая о том, что перепутал палец, нажал не ту клавишу или забыл сделать крещендо. Когда можно просто поиграть и порадоваться тому, как из-под твоих пальцев с заусенцами исходит какая-никакая музыка. И я понимаю, что великим пианистом мне никогда не стать, даже уже потому, что я начал учиться играть в возрасте, когда обычно парни занятия музыкой, наоборот, забрасывают. Но мне нравится музыка. Нравится включить наушники, закрыть глаза и слушать эти загадочные звуки, эти всплески чужих чувств, которые так захватывают тебя и становятся твоими. И ты вдруг начинаешь ощущать, как все у тебя внутри отзывается на каждый мельчайший нюанс, и кажется, что это твоя музыка, ибо она живо и ярко отражает именно твои чувства и твои мысли. И тогда реальность покидает, и больше нет тоски, волнений, неопределенности. Все куда-то улетает. И ты теперь – вне времени, вне пространства, вне своего существа. Музыка – это такой вечный полет духа. Музыка – это самая моя большая страсть. И это то, что делает меня иногда счастливым, позволяя улететь от действительности, от своей никчемности, никому ненужности…

…Дерево все так же там, смотрит в мое окно. Я здесь, положил руки на подоконник, а сверху на них – боком голову. Что мне подарят на Новый год? Ну, наборы с конфетами – это как всегда. Хорошо. Я люблю лопать сладкое. Возможно, что-нибудь из одежды от администрации района или города. Футболку какую-нибудь или даже кроссовки. Но мне бы хотелось черные ботинки. В тех, в которых я хожу сейчас, мне стыдно. Они какие-то ужасные. Для дедушек. Грубые, бесформенные, с круглыми, как блины, носами. Они ужасно смотрятся со всем: с джинсами, кадетской формой, даже с обычными брюками. Мне было стыдно идти в них на экзамен по фортепиано, когда надо было сидеть за пианино, а твои ноги на виду, нажимают педали, и все видят это уродство у тебя на ногах… Но других у меня ботинок нет. Ношу какие выдали. Витямба, который разбирается в стильной одежде и вообще следит за модой, всю зиму пробегал в легких кроссовках. Он наотрез отказывается носить говнодавы. А я ношу. Но я бы хотел, чтобы мне подарили какие-нибудь другие ботинки. Не такие уродские.

Еще я бы очень хотел телефон с объемом памяти побольше. На моем нынешнем, стареньком, подаренным мне дядькой-шефом из курирующей нашу группу бригады «Евраза», память очень небольшая. Если хочу закачать туда какую-нибудь новую симфонию или сонату – я вынужден стереть что-то. Каждый раз приходится мучительно выбирать: что стирать? Глинку или Баха? Чтобы записать, например, Моцарта. Хочется оставить и того и другого в памяти, но тогда никакая новая музыка просто не влезет. Хоть бы кто подарил мне телефон помощнее или – еще лучше – плеер. У плееров, говорят, и звук намного лучше. Слава Богу, у меня есть подарок Игоряши – очень хорошие наушники. Он подогнал их мне полгода назад, сказал, что купил себе новые, намного круче. Но мне и его «не крутые» отлично подошли. Теперь бы к ним плеер!.. Но, конечно, Игоряше даже намекать не стану… стыдно; он и так сколько денег на ребят тратит. Ромка Аверьянов как-то прикинул, что почти вся Игоряшина зарплата потом на нас и уходит. Но он же бизнесменом многие годы был, и зарабатывал, по всей видимости, очень неплохо. В общем, как-то, когда Химоза в очередной раз историка стыдила, что он «любовь детей подачками покупает», тот ответил ей, что его учительская зарплата слишком мала, чтобы он смог на нее достойно жить, как он привык. И что он тратит на себя и свою семью средства, заработанные им в течение долгих лет занятий коммерцией. И вообще, «не надо считать деньги в чужих карманах. Мне нравится делать небольшие подарки моим ученикам, и никто не может запретить мне их делать. Тем более моя жена всегда поддерживает меня в этом занятии». Но все же среди ребят в девяносто шестом сложился твердый закон: у Игоряши выпрашивать ничего нельзя. Это западло будет. Он и так много чего делает и тратит на нас. Тому, кто у него начнет клянчить, думаю, сразу морду набьют. Причем не только одиннадцатиклассники, но и вообще все пацаны и девки из всех классов.

…Как мне нравится «Осенняя песенка» Чайковского из «Времен года»!.. Так бы хотел ее выучить, но вот не знаю, как получится. Там сплошные триоли – трудно играть каждой рукой в разном темпе. Но я попрошу Валерию Ильиничну попробовать. Вдруг получится? Такая грустная и нежная мелодия…

За Русланом приехала мать. Хочет забрать его на каникулы домой. Пожалуй, это единственная из родителей нашей группы, которая своего ребенка регулярно навещает, переписывается с ним в ватсапе, даже у него в друзьях во «ВКонтакте». Кстати, почему у меня нет ни в одной соцсети своей страницы? Ведь почти у всех есть. Чуть не с шестого класса. Люба говорила, что у ее вундеркинда Сашки прям процветает страница. Даже со стороны кое-кто ее читает и пишет ему. Не только из девяносто шестого, но и из других мест, вне периметра. И у Витямбы есть. Там одни девки ему пишут. Все в него по уши… А я не завел себе. Просто не знаю, что там писать. Боюсь, мое увлечение классической музыкой никому не интересно. Даже Витямбе и Любе. Вот на что тонкие и понимающие ребята, но даже их мне не удалось по-настоящему увлечь Вивальди, Моцартом и Бахом. Просто я не умею увлекать. Вот Игоряша очень хорошо это умеет делать. Мы всей группой ходили в оперный театр на Глинку, «Иван Сусанин». Так все, кроме меня, так устали слушать, что Медведев и Кристинка в натуре заснули. А мне очень понравилось.

Руслана на все каникулы мать увезет домой. Завидую ему. Будет в семье почти две недели. Хоть обстановку сменит. Все-таки какое-то разнообразие. Единственное, что я не понимаю, – это почему его вообще в детский дом отправили. Причем чуть не с рождения. Если у тебя есть мать и она непьющая, то за что ее могли лишить родительских прав? Она, когда, бывает, приезжает, мы все к ней присматриваемся. Нормальная на вид. Красивая женщина, спокойная такая, темные густые волосы, одета аккуратно и даже модно. Правда, почему-то всегда в темных очках и голос у нее какой-то очень тихий. Но в целом… в целом нормальная мать. Медведев как-то спросил об этом Руслана прямо в лоб. Тот аж побагровел, но только сказал, что он о своей матери ни с кем говорить не собирается, а кто «чтонть про нее плохое скажет»– он того порвет в лоскуты. Мы больше и не спрашиваем.

В новогоднюю ночь я не просыпался как обычно. Посмотрел со всеми телевизор до часа. Пили чай с пирогами, которые наготовили женщины, курирующие нашу группу от «Евраза», и пошел спать. Подарки все завтра будут. Лег. Слышал сквозь сон, как по коридору бегали Медведев и Витямба. Девчонки и Кирюша смеялись над их шутками. А я укрылся с головой и уснул. А наутро, когда все беспробудно спали после веселой новогодней ночи, в дверь тихонько заглянула Лидуха, на цыпочках вошла, чтобы не разбудить нас с Витькой, и тут обнаружила, что я не сплю.