Роман Арефкин - Зеркала и лабиринты

Фэйд, удерживая голову Людовика, посмотрел на меня. Наши взгляды встретились точь-в-точь, как и тогда, у старинных часов. Улыбка, едва заметная, коснулась его губ, одутловатое лицо приобрело оттенок азартной весёлости. Мне же показалось, что Фэйд собирался что-то сказать, однако это оказалось лишь сиюминутной видимостью, а уже в следующее мгновение мужчина повернулся лицом к застывшей толпе. Фэйд сделал шаг, другой, по направлению к краю.

Всё вокруг ожило столь же внезапно, как и замерло неопределённое время назад. Однако теперь, видя стоящего перед ними мужчину, по всем признакам выходца из их собственного «мира», люди замерли, не лишаясь тока времени. Они смотрели на Фэйда, который, продолжая удерживать голову короля, поднял её перед собой и вверх, словно демонстрируя свой трофей.

– Жак де Моле! – прокричал Фэйд, и я впервые услышал его голос. – Жак де Моле, ты отомщён!

Толпа, словно преодолевая хрупкое оцепенение, разразилась овациями, рукоплесканиями. Господин Фэйд позволил своим рукам опуститься, голова Людовика, с глухим стуком, упала на дощатый пол. Бросив на меня еще один взгляд, мужчина с прежней ловкостью спрыгнул с помоста, буквально растворяясь в толпе.

Вместе с Фэйдом, бесследно исчезнувшим в толпе, исчез и я сам. Будучи вновь охваченный странным ощущением слабости меня словно несло течением, а всё что я видел – были цвета, всполохи, блики, какофония звуков и красок, словно волной, захлестнула меня и неделикатно вышвырнула на берег моего же сознания. Уже со знакомым чувством разочарования я обнаружил себя в коридоре между дверей жилых квартир. Та дверь, что вела в квартиру старика Себастьяна, теперь была заперта, и, принимая во внимание уже имевшийся у меня опыт, я не стал особо упорствовать в попытках её открыть.

Я лишь вынул свой блокнот, взял карандаш и сделал некоторые записи.

– Очевидно новоявленный Пуаро зашёл в тупик, – прозвучал голос, по которому я уже начал скучать, из тени в углу коридора появилась фигура, очертания которой обретали материальность по мере того, как её обладатель всё больше являл себя свету потолочного светильника. – Что я говорил? Стоило ли надеяться на нечто иное…

Хриплый голос прервался, когда Сапфир зашёлся кашлем, в прочем, на этот раз это был совсем непродолжительная серия.

– Ты откусил кусок больший, чем изначально был в состоянии проглотить! – сказав это, Сапфир деловито подбоченился и кивком указал на дверь в противоположном конце коридора – квартира госпожи Сиро. – Не стоило тебе слушать эту дамочку… От таких, знаешь ли, одни неприятности.

Я же, не желая доставлять своему старому знакомому такого удовольствия, не обнаружил своего смятения. Закончив с записями, я пробежался взглядом по тому, что уже удалось собрать. Выходило так, что господин Фэйд жил жизнью, о которой его супруга практически ничего не знала.

– Ты спешишь с выводами, – сказал я, искоса оценивая выражение лица карлика, – не всё так печально, как тебе хотелось бы видеть, мой пессимистически-настроенный друг. Я на верном пути, хотя должен признать, путь этот оказался дольше, чем я ожидал.

Сапфир лишь усмехнулся, отводя взгляд в сторону.

– Скажи это кому-нибудь другому! – прохрипел карлик, не скупясь на издевательскую ухмылку. Он не оставлял надежд на мой провал.

– Господин Фэйд, столь аккуратный во всём, может водить за нос кого угодно, включая собственную жену, но вот меня ему обмануть не получилось. Как бы он не пытался, за каждым его шагом тянется след столь заметный, как если бы он был оставлен соусом для пресловутой лазаньи!

– Ну да, ну да, ты этакий Бладхаунд 13 13 Bloodhound является, вопреки распространённому заблуждению, бельгийской породой охотничьих собак, выведенной еще в XIII столетии орденом священнослужителей, для которых обеспечение приходов пищей было не последней задачей. Вопреки довольно скромному внешнему виду и покладистому характеру, эта порода отличается остротой обоняния и превосходно идёт по следу истекающего кровью зверя (примечание автора); , взявший след зверя! – Сапфир был готов украсить своё высказывание многозначительным плевком в пол, но вовремя опомнился, учитывая где он находился, и, бросив взгляд в объектив одной из камер видеонаблюдения, пренебрежительно фыркнул.

Я прошёлся по коридору в обратном направлении, двери все как одна, оставались неподвижными и более ни единого звука не проникло в это пространство микромира, единственным обитателем которого был я.

– Куда же ты скрылся, господин Фэйд… – спрашивал я себя, не стесняясь озвучивать свои мысли, понимая, что помимо Сапфира, насмехающегося над каждым моим шагом, никто в целом мире не мог услышать меня.

Я остановился у единственной двери, которая отличалась от всех остальных на этаже, и это был выход к лифтовой площадке. До настоящего момента я исходил из того предположения, что Фэйд не покидал коридора, коли ни на лифтовой площадке, ни в самих кабинах лифта ни одна из камер его не зафиксировала. Теперь же, принимая во внимание резвость, с которой мужчина ускользал от меня из раза в раз, я начинал сомневаться насколько верными были мои суждения.

Металлическая дверь, несмотря на внушительные габариты, поддалась легко под моим нажимом, не издав ни звука, открылась внутрь. На лифтовой площадке было пусто, однако в отличии от коридора, здесь присутствовали различные звуки, главным образом механического происхождения, и от того атмосфера казалась куда как более живой. Я уставился на одну из камер, висевшую под самым потолком у противоположной стены, понимая, что никто, покидающий коридор, не смог бы миновать хищного объектива и не попасть на глаза доблестным блюстителям домового порядка, однако я так же не питал иллюзий по поводу работы службы безопасности комплекса «Скай-Рокет», но вот непреклонность техники подвергать сомнению не стоило.

На площадку открывались аж три лифтовых шахты, все отделялись от внутреннего убранства хромированными створами. Но позади меня в одной из стен была еще одна дверь тоже металлическая, но совсем небольшая, и в довольно скромном исполнении. В верхней части двери было смотровое оконце, однако стекло было не прозрачным, разве что контуры того, что находилось с противоположной стороны можно было различить. Мне и этого оказалось достаточным, чтобы понять, что там была лестница, проходящая через этажи здания. Этот путь был наименее популярным у обитателей жилого комплекса, поскольку лифты работали исправно.

Я же подумал:

– А как обстоят дела с видеонаблюдением на лестничной клетке… – оттолкнув дверь, я не удивился тому сопротивлению, с которым она поддалась. Перешагнув порожек, я оказался в довольно ограниченном пространстве, освещаемом тёплым светом совершенно не «гламурного» светильника в антивандальном исполнении. У стены из грубо окрашенного бетона, но тем не менее чистой, стоял старенький диван, обтянутый потрескавшейся кожей, на диване сидел мужчина. Глядя на него сразу же становилось понятно, он не особо опережал моего пренеприятнейшего друга Сапфира в росте, что делало затруднительным оценку его параметров – называть его просто коротышкой или же полноценным карликом. Я предпочёл первый вариант, выстроив ассоциации. Когда мужчина повернулся ко мне, его лицо ещё больше напомнило мне о моём ненавистном друге. На меня смотрела пара глубоко посаженных глаз тёмного цвета, хорошо скрываемых в щёлочках между массивными, мясистыми веками. Одутловато-округлое лицо мужчины было не лишено морщин, так признаки пожилого возраста всё же пробивались наружу через сгустки плоти. Волос почти не было, если не считать редкую и жидкую растительность по периметру макушки. Если бы эта своеобразная причёска не разрывалась спереди, то вполне бы сошла за монашескую тонзуру. Одетый в старую коричневую кофту, пряжа которой местами столь заметно растянулась, что можно было видеть участки клетчатой рубахи под ней, мужчина носил столь же ветхие брюки, предназначенные разве что для вылазок в подъезд, а вместо нормальной обуви на его ногах были домашние тапки.