Степан Исаченко - Десять этажей

Кустицкий кивнул, явно со знанием дела. Костя закурил и с шумом выпустил дым.

– В общем, что не говори, – развёл руками Саморядов, – а идея со снежным человеком – бред чистейший!

– А что думаете насчёт следов? – спросил я и отмахнулся от дыма.

– Видел я те следы, – отмахнулся Саморядов. – Что вот во мне сразу подозрения вызвало – это очевидность оставленного следа. Зверь не станет вот так неразумно в грязи следы оставлять, я так думаю. А тут создаётся ощущение, будто внимание хотели к нему привлечь.

– Согласен, я тоже говорил, что это – показуха.

– Когда мы нашли следы, я посмотрел на них и прошёл немного в лес, в ту сторону, откуда вели следы. До опушки они есть, а дальше – ничего. Ни примятых листьев, ни веточек сломанных. О чём это говорит? А говорит это о том, что кто-то дошёл до края леса, взял то, с помощью чего он эти следы делал, и пошёл топтать грязь.

Я понимающе кивнул. Эта версия, в принципе, повторяла мою: следы были явно сделаны искусственно. Кто-то явно хотел привлечь к себе внимание, поломка инструментов была лишь уловкой, частью плана. Такой человек ради славы пойдёт на всё, лишь бы о нём что-нибудь упомянули, хотя бы в посредственной районной газетёнке. Он вырежет эту заметку на память и потом где-нибудь в пьяном угаре будет рассказывать приятелям о том, как однажды он поднял на уши и милицию, и любителей паранормального, и всяких психов, налетевших на сенсацию.

«Кстати, – подумал я, – как хорошо, что ничего не просочилось пока на сторону».

Тут бы уже явно нагрянула бы толпа со всяким барахлом, которое указывает, где прячется снежный человек и где приземлялась тарелка с гуманоидами. Проблема требует решения, пока об этом не узнала пресса. Неважно, официальная она или жёлтая. Официальное издание написало бы о саботаже на участке строительства газопровода и как бы невзначай упомянуло бы о найденных следах. Никаких явных выводов. Жёлтая газетка сразу бы раздула легенду, нашла бы пятерых местных, которые видели в этих лесах снежного человека. А ещё бы, возможно, там было бы интервью какой-нибудь бабушки Фроси, которую эта обезьяна пыталась изнасиловать, причём ещё до революции.

Мы перекинулись с Саморядовым ещё парой фраз и двинулись дальше. Проблема требовала решения. Хоть я и склонялся к версии с розыгрышем, меня смущало одно – Абрамовка была слишком далеко при такой-то дороге. Конечно, можно было бы предположить, что в лесу находилась пара охотников, и они решили пошутить над работягами, но погодка сейчас была не самая тёплая, снег обещался быть со дня на день. Вариант с шуткой кого-то из лесорубов, газовщиков или водителей я попросту не хотел принимать как имеющий хоть какие-то основания под собой: никому из полусотни находящихся здесь работяг не было смысла устраивать «шуточный саботаж» – близилась зима, и всем явно хотелось быстрее закончить работы. Оставался ещё вариант с происками конкурентов. Конкурс на разработку участка тогда много шума наделал. Может быть, смысл стоит здесь искать?

После мы зашли на участок бригады Калинина. Там как раз был перекур, все были в сборе. Бригада разошлась во мнениях: кто-то говорил о шутке местных дурачков или саботаже кого-нибудь из «СтройГаза», а кто-то не сомневался, что всему виной – лохматый житель леса. Пара человек тоже утверждали, что временами чувствовали на себе чей-то взгляд. Нечеловеческий взгляд. Откуда-то из леса.

Примерно о том же нам сказали и некоторые газовщики. Тяжёлый взгляд.

Разговор с завхозом Аркадьичем состоял, по сути, из массы отборнейших матов: носастый коротышка в кепочке поливал грязью того, кто сломал инструмент, и грозился лично его убить, как только того найдут. Говорить о глупой версии насчёт йети мы не решились: Аркадьич был невероятно зол.

Собрав вместе водителей, мы попытались выяснить, не видели ли они кого-нибудь, кто ездил в направлении участка в последние дни.

– Да тут кроме Павлика-то никого не бывает! – чуть ли не хором ответили водители. – Он же у нас и на доставке продуктов, и почтальон, и вообще – свой мужик.

Мы спросили их, что они думают насчёт происшествия. Здесь также были противоречивые мнения. Когда же мы распрощались, нас нагнал одни из водителей, Сашка.

– Не хотел при мужиках говорит, чтоб не засмеяли, – сказал он нам. – Знаете, как-то с месяц назад я подъезжал к участку и увидел на окраине… ну, не знаю, что. Большое такое и лохматое. Стояло между лесов. Может, это и медведь был, а, может, и показалось чего с недосыпа. Но как-то мне неуютно стало по лесу ездить.

После этого мы зашли к поварам, но те сказали нам, что с кухни не вылезают, и потому особой помощи от них можно и не ждать.

Однако, чем больше людей мы обходили, тем большие сомнения нас разбирали. Конечно, мнение масс зачастую давит, но на следствии это не должно сказываться. Но, как мне показалось, Костя с Кустицким уже готовы были принять версию со снежным человеком. Особенно после слов водителя.

К вечеру мы обошли всех. Стало окончательно ясно, что Павлика можно не ждать. Мы с Костей усердно отругали Кустицкого за то, что не предупредил о возможной задержке, а мы потому были без каких-либо вещей.

Нас устроили в вагончик с Аркадьичем, и мы с Костей и Кустицким просто не могли дождаться, когда же он наконец заснёт, поскольку столько матов мы втроём и за всю жизнь не слышали. Казалось, он даже во сне материл саботажника.

Когда Аркадьич заснул, мы улеглись и погасили свет.

***

Я проснулся оттого, что меня тряс за плечо бригадир Коля.

– Скорее, – сказал он, явно будучи на взводе. – Антоныч!

Я встал, посмотрел на часы. Была четверть второго. Коля тем временем поднял Костю и Кустицкого. Аркадьич пару раз матюгнулся и, перевернувшись, захрапел в стену.

Мы вышли на улицу. Было довольно холодно. Площадка у вагончиков была ярко освещена, вокруг суетились люди, бежали к одному из вагончиков.

– Что там с Антонычем? – спросил я у Коли.

– Увидите, – ответил он, и мы пошли к отдельному вагончику главного инженера. – Я проснулся от крика. Выскочили с мужиками на крыльцо, смотрим – по площадке сломя голову несётся Антоныч и истошно орёт. Забежал он к себе, там грохот невероятный устроил.

Мы поднялись по крыльцу и зашли в вагончик. Там стояло множество мужиков, явно перепуганных случившимся.

– Ребята, разойдитесь, – сказал им Коля. – Да и оденьтесь, застудитесь же, прилетели в одном исподнем!

Мы протиснулись сквозь толпу и прошли вглубь. Коля был прав: кругом всё было перевёрнуто, рассыпаны бумаги и какой-то мелкий мусор. В углу у кровати, обхватив руками колени, сидел трясущийся инженер. Безумный взгляд беспрестанно бегал по стенам, потолку, полу и лицам собравшихся. Мы подошли к нему поближе, присели рядом с ним на корточки.