Надежда Красилова - Мертвые хозяева. Что есть обнажившаяся душа!?

Валя онемела от поспешности Гриши и, осторожно оглянувшись по сторонам, притаилась, как мышка, и стала смотреть, как ветер плавно трепыхал ленту большого венка на соседней могиле. Одна среди бескрайнего моря могил, среди слабого, но очень жалобного скрипа деревьев, среди напоминания, что жизнь ничто, а смерть – все, смерть – это конец для каждого. Умереть и быть для всех вот такой пугающей взор могилой. Днем ей бы не пришли такие странные мысли в голову.

Сейчас ей казалось, что так бессмысленно после смерти иметь вот такой свой неуютный клочок земли для захоронения бренного тела.

При жизни люди имеют свой дом, плодородную землю, являются хозяевами своей собственности, а после смерти они являются хозяевами своего захоронения, своей могилы. А нужен ли душе и телу этот клочок земли, неужели действительно после смерти можно обрести покой, только если тебя как подобает отпели в церкви и после, как принято, похоронили.

Так холодно было на душе у Вали, что она не чувствовала, что находится на могилке родной матери. Действительно, все умершие являются тут хозяевами своих захоронений. Валя вспомнила, когда приходила на кладбище раньше, что у нее всегда было такое чувство, что чужая могила неприкосновенна, что нельзя нарушать территорию умершего человека. Как нельзя без приглашения заявиться в незнакомый дом к незнакомым людям, так и тут что-то отталкивает от чьего-то захоронения, что-то не дает нарушить эти видимые и невидимые границы. Она вспомнила, как когда-то нечаянно запнулась прямо о чью-то могилу, которая не была огорожена ничем, и прямо вслух машинально извинилась. Мертвые хозяева, надо ли вам такую собственность или вам уже все равно, имеете ли вы такое пристанище на границе живого и неживого мира, или нет? Мертвые хозяева, вы здесь как память, а не как продолжение чего-то. Валя подумала, что, наверно, только живым могло прийти в голову наделить вечным местом покойного, дать ему свой уголок, как при жизни, а мертвых никто не спросил, чего бы им хотелось на самом деле, так как никто не может до конца познать загробную жизнь. Живые не хотят отпускать умерших близких и продлевают связь с ними таким способом.

– Валюшка, я иду! – голос брата прозвучал громко и весело.

Хорошо, что брат сейчас подойдет, но зачем кричать так громко. Вале снова показалось, что здесь полно душ, которые готовы разъяриться в любую минуту. Кладбище есть кладбище, здесь должно быть тихо.

– Смотри, какие красивые! А запах-то чудный какой! Валюша! – Гриша подошел к Вале довольный собой.

– А, это гладиолусы, ну ладно, они тоже красивые. Гриш, они запаха почти не имеют совсем, – у Вали поднялось настроение.

– А по мне, дак они пахнут. Я и баночку под них нашел совсем неплохую, да и водичка у нас тут есть, – брат засуетился, чтобы оставить цветы на могилке как подобает. – А ты как тут, без меня не скучала? – поддел по-дружески он.

– Это тебе не скучно было, наверно, в помойке баночку нашел, всю помойку перешерстил? – рассержено спросила Валя.

– Валюш, да как можно-то! На заборе она покоилась себе, а вовсе не там! – Гриша, конечно, соврал. Кто-то выбросил ее на самый вверх наваленной кучи, и ему пришлось вскарабкаться по мусору, сорнякам, старым венкам и крестам. Это было не оскорбление для матери, а просто практичный выход из положения.

– Вот сюда, Гриш, поставь, да, да посерединке, – Валя тяжело вздохнула.

– Все, давай прощаться. Да и комары, собаки эдакие, уже замучили. Мы с тобой обязательно поставим маме памятник, она это заслужила, – Гриша перекрестился три раза.

– Спи спокойно, мама, пусть земля тебе будет пухом, аминь, – тихонько прошептала девушка тоже, перекрестившись.

Они вышли с территории кладбища, но Вале все время казалось, что кто-то провожает ее недобрым взглядом. Обратно по кладбищу она шла быстро и так же быстро созерцала захоронения, которые мелькали подобно быстрой картинке, но только эта картинка была очень отталкивающей и гнетущей.

Теперь Валя не боялась ночевать в лесу, после кладбища ей все должно казаться раем. Они продвигались окольными путями, заброшенными дворами и глухими местами.

К кромке леса они подошли изрядно уставшими. Раскидистые ели стояли плотной стеной, но между ними можно было разглядеть еще больший мрак. Вале снова сделалось не по себе. Огромные еловые лапы как будто тянулись к ней и хотели загрести ее в свой плен. Они прошли немного, и Гриша указал на небольшой проход между деревьями. Уверенной походкой брат исчез с глаз долой в этом черном проходе, а Валя осталась стоять и никак не решалась сделать шаг в неизвестность.

– Валюш, ты чего? – крикнул Гриша.

Сестра не откликалась, ему пришлось выйти наружу, и он увидел, как Валя улепетывает в обратную сторону, к дороге, приподнимая длинный подол платья. Гриша скинул рюкзак, бросил сумку и побежал за ней.

Догнал сестру быстро, схватил крепкой хваткой и сердито заговорил:

– Нельзя всего бояться! Ты уже решилась, а взяла и сдалась! Валюша, бояться надо людей и их поступков, а не деревьев и могил! Лес зла не причинит, только люди!

– Я так испугалась, я… не знаю, я не могу… – Валя не знала, что сказать, ею завладел животный страх.

– Там как раз тропинка неплохая протоптана. Мы бы по ней прошли, а потом к небольшой полянке вышли. Там бы костер развели, далеко я уже тебя бы не повел, – брат потихоньку развернул сестру к лесу и стал тихонько идти, подталкивая сестру вперед, – я за руку тебя поведу и никуда не отпущу, не бойся и знай, что не так страшен черт, как его малюют.

– Черт! – поражено воскликнула девушка.

– Если на кладбище с нами ничего не случилось, то и тут подавно нам ничего не сделается, – уверял брат.

– Я пойду домой потихоньку, ступай, Гриша, с Богом, – слабо промямлила девушка.

– Иди, раз жизнь твоего ребенка тебе неважна! Иди! – зло воскликнул Гриша, отвернувшись от сестры.

Они стояли, замерев на пару минут, пока Валя не произнесла:

– Гришенька, пошли в эту адскую черноту, я готова. Я не буду больше трусить, прости меня.

– Валюша, и ты меня прости. Я все забываю, что ты моя младшая сестренка, которая далеко от дома никогда не уходила. Но ты доверься мне, мы справимся, – Гриша обнял сестру. – Ну, все, пошли! Адская чернота, говоришь? А по мне, дак просто хорошее укрытие для двух беглецов.

Валя

Мое сердце стучит, как загнанный зверь, а ноги такие ватные, непослушные. Я думаю только о себе, о бедный брат, бедное нерожденное дитя. Как мне вразумить себя, как перестать бояться? Мы уже подходим к этому безбожному проходу. Надо перекреститься, и тогда легче станет. Мы подошли, и я лучше буду смотреть под ноги и креститься что есть мочи. Да, так легче, брат ведет меня за руку, и мое лицо иногда задевают грубые, хлесткие ветки. Ой, посмотрела вперед и чуть не вскрикнула, пока не поняла: это всего лишь рюкзак. По бокам стволы деревьев, такие чуждые мне в темных тонах, и за ними как будто что-то есть, что-то угрожающее. Слышны наше дыхание и треск мелких веточек, когда мы ступаем по ним.