Артур Раин - Лэйла-стероид

– С вами все в порядке? – слегка настороженно осведомился поляк, одетый в обычный серый костюм.

Илона провела пальцами по лбу и растерянно засмеялась.

– Не обращайте внимания, пан Полонски. Похоже у меня уже начались видения.

– Все понял, – поляк поднял руки, словно сдаваясь. – Ухожу, ухожу.

– Спасибо. Мне действительно нужно побыть одной…

Илона едва успела произнести это слово. Стук колес внезапно как-то странно притих. Полонски шагал к выходу. Чувствуя себя маленькой девочкой, пытающейся увидеть буку, Илона вновь краем глаза посмотрела вслед поляку, уже закрывающему за собой дверь ресторана. Говорят, именно краем глаза можно увидеть Нечто, выходящее за рамки привычного мира. То, что видят кошки, когда внезапно настороженно поднимают уши, вглядываясь в пустоту.

Все было в порядке и вполне укладывалось в нормы. Серый костюм исчез в дверях. Полонски пропал из виду вместе с ним.

– Пора лечиться, – пробормотала Илона, делая знак официанту, и возвращаясь к мыслям об алкоголизме, прерванных приходом поляка. – Я еще не спилась, но глюки уже есть.

Официант грациозно положил на столик блокнотный лист с суммой за съеденный обед. При этом он слегка наклонился, чтобы быть поближе к стройным ножкам Илоны.

Что ж, каждая профессия должна приносить свои маленькие радости. Работа у этого парня не из веселых.

– …у вашего друга, – сказал официант.

– Простите? – переспросила Илона, занятая доставанием денег из сумочки и собственными мыслями.

– Я говорю, плащ у вашего приятеля красивый, – повторил официант, облизнув тонкие губы. – И не жарко ему в нем.

Пол вагона резко встал на дыбы. Многоголосый крик толпы смешался со звоном посуды. Илона еще успела подняться на ноги и услышать омерзительный визг металла пытающегося удержаться в сцеплении с гладкими рельсами. Целых долгих пять секунд девушка с необычайными способностями держалась на ногах. Еще целых долгих пять секунд она видела гротескно расширенные глаза официанта, залитые кровью из рассеченного лба.

Илона вылетела из окна вагона, сильно ударившись спиной о прозрачную поверхность. Вновь испытав ощущение кинозрителя, она словно в замедленной съемке увидела заваливающиеся на бок вагоны, проносящиеся мимо.

А потом был еще один удар в спину. Не сильный, как показалось, и все же его хватило, чтобы выключить мир.

Тошнотворный запах горелой проводки витал в воздухе. Земля была засеяна стеклами и полита кровью. Выли сирены многочисленных санитарных машин, внося свою лепту в дух смятения, страха и боли, воцарившийся над сошедшим с рельс составом.

Человек в белом халате встал на колени перед лежащей Илоной. Несколько таких же белых фигур стояли в ожидании приговора.

– Она мертва, – глухо сказал врач, поднимаясь. Прилипшие к халату травинки с шуршанием осыпались. – Займемся ею потом. Нужно искать тех, кто еще жив.

Фигуры в белом удалились. Главврач немного замешкался, стряхивая грязь с халата. Руки его двигались нервно и суетливо.

– У тебя руки в грязи, доктор, – вкрадчиво произнесли за спиной. Врач ссутулился так резко, словно чья-то рука с силой опустилась ему на спину. – Фраза не очень оригинальная, но в данных обстоятельствах очень уж уместная, приятель.

Хлопнула материя. Мелькнуло сбоку нечто похожее на глянцевые черные крылья. Врач сгорбился еще сильнее и отвернулся. Тело Илоны вздрогнуло и быстро поползло по земле, оставляя на ней удивительно яркий след. Секунду спустя доктор побежал прочь, догоняя свою бригаду.

Восемь лет спустя

Будучи человеком, лишенным всяческих амбиций, как ему казалось, Евгений Скалин продолжал заниматься тем же чем и 6 лет назад. Род своей деятельности, избегая всякой поэтической витиеватости, он описывал коротко и просто.

– Дворники мы, – сказал он Леночке Нилиной и Володе Смирнову, своим верным компаньонам, после третьей рюмки в ресторане. – Мы с вами мечтали о лаврах Мегрэ, Холмса и Фандорина…

– Или Пелагеи, – меланхолично добавил Смирнов, отправляя в рот очередную вилку.

– Болван, – коротко сказала Леночка.

– А что вышло? – продолжал Скалин, глядя в сторону. – Нас теперь заставляют выносить мусор, о который боятся испачкаться, и чтобы плохо пахли мы, а не они.

– Сколько я себя знаю, – вздохнула Леночка, – все мои мечты сбывались, как бы это сказать… скорректированными, что ли. Когда в шесть лет я мечтала о большой кукле на день рождения, мне ее подарили. Но вы бы видели, какой это был… набитый урод. Я не могла прикоснуться к нему и с тех пор вообще не люблю кукол. Родители тогда вроде дико обиделись. Им этот крокодил казался милым.

Ее передернуло.

– У меня таких психологических травм не было, – невнятно пробормотал Володя, хрустя огурцом.

– Еще бы, – хмыкнула Леночка, в ответ на что Смирнов показал ей язык.

– Однако, – продолжал он, сделав мощный глоток, – мои мечты всегда сбывались, но, как правило, нескоро и как потом оказывалось, что лучше вообще было об этом и не мечтать. Велосипед, например? В первый же день я въехал в дерево, да так, что от велика остались бесформенные обломки и было совершенно непонятно, каким образом я тоже не оказался разобранным на отдельные детали. А резиновая кукла?

Скалин закашлялся.

– Головой, – тихо, но внятно проговорила Леночка, сокрушенно пожимая плечами.

– Что?

– В то дерево ты въехал наверняка головой.

– Свинка, – сказал Володя, поглаживая ее руку.

– Обормот, – улыбнулась Леночка.

Женька смотрел на своих друзей и чувствовал, как медленно теплеет в груди, там где минуту назад, казалось, вяло плескались ледяные волны.

– Не знаю, что бы я делал без вас, ребята, – серьезно сказал он.

– Удавился бы, – безапелляционно заявил Смирнов, подзывая официанта. – Живи ты в зоопарке, на твоей клетке было бы написано “самокопатель обыкновенный”. Все время думаешь, анализируешь, стараешься что-то улучшить и приукрасить. Старик! Жизнь коротка и тратить ее на рытье ям в самом себе, по меньшей мере глупо. Ничего хорошего из этого занятия не получится, кроме изжоги и меланхолии.

– Ты ведь собирался перед нами каяться, – спокойно сказала Леночка, доставая блеск для губ. – Дескать пинайте меня, друзья, это я сделал из нас дворников. Солнышко, ты слишком высокого мнения о себе. Мы люди, а не конструктор, из которого можно собрать что угодно. Мы залезли в это добровольно, никто нас на аркане не тянул. Да и потом, ты не представляешь, как приятно знать, что всего в этой жизни добился сам. Только тогда можно чувствовать себя человеком.