Тай Мангаров - Первый человек на Земле

– Эй… Эй, ты… Ну как тебя… Мерзкие такие буквы…

Коля оглянулся. Толстый активно размахивал руками, подзывая его. Коля подошел. Волны приятно холодили подошвы и сходить на песок не хотелось. Но Толстый схватил его за руку и поволок за собой.

«Слушай команду, – начал он накачку. – Задача – не отступить. – Он остановился и заглянул Коле в глаза. – Ты бык! Ты… – он изобразил рукой нечто сложное, подгоняя слова. – Ты в себе утверди. В кулак всё!».

Он не успел закончить вдохновляющую речь. Колю выхватили из рук Толстого, передали вперед и вытолкнули в центр круга. Здоровенный мужик в толстой кожаной безрукавке, положил Коле руку на плечо и Колю слегка скособочило.

– Вы кто? Трудовой народ или как? – спросил мужик

– Я сисадмин и как бы пальцами мог, но сейчас уже не знаю. – принялся было объяснять происшедшую метаморфозу Коля, но тут же исправился под укоризненным взглядом. – Я никто. Не приучен ни к чему.

– Какие-то буквы, обозначающие тебя, имеются для говорения? – уточнил, хмыкнув, мужик.

– Только мерзкие. – признался Коля.

– А голый ты потому что…

– Я в коже. – возразил Коля и пощупал себя.

Мужик хмынул и взрезал неровное шуршание окружающей шоблы: «Уважааааемые друзьяяяяя! Рядом со мной. Богатырь. Кооооторый не уступииииит! Его опоонент. Встречаееем. Иван Николаевиичч. Которому все поооохуууййй».

Окружающие зааплодировали и поддержали его криками согласия, общей радости и предвкушения предстоящей эпической битвы.

В центр круга выпрыгнул соперник. «Обезьяна?!» – возмутился Коля. Непропорционально большая голова. Массивный, нависающий над глазами лоб. Широкие плечи. Излишне длинные руки, свисающие, казалось, до земли. Коротковатые ноги. Камуфлированные штаны и куртка. Тяжелые ботинки. Он глянул на Колю как крокодил, уверенный в ужине. Колю обдало могильным холодом, и он попятился. Иван Николаевич прыгнул, буквально поглотив пространство и смахнул Колю, как битую фигуру с доски. Земля ласково выбила дух из Коли, и он воспарил. Прямо над распростёртым на земле телом. Голым и худым. Огромная обезьяна молотила по этому телу, но попадала по земле. Руки взлетали вверх, будто в молитве, а затем падали вн из, словно пытаясь выбить из земли дурь. Коля обеспокоился сохранностью своего сосуда и приблизился к неутомимо машущей руками обезьяне.

– Вашу маму держали в клетке. Мужчины ходили к ней. У вас много братцев и сестренок. В Тагиле.

Гигант услышал его. Он остановился, обратил морду к Коле, скривился, словно у него стрельнул зуб и громогласно изрёк: «Мы. Ебали. Ваших. Женщин!» и махнул рукой, словно отгонял комара. Поток воздуха подхватил Колю, закружил и занес прямо в мохнатое ухо чудовища. Как Коля не упирался, как не сопротивлялся, его тащило и тащило и, в итоге, занесло. В тёмную комнату с одним окном. Да и не окно это, а узкая щель. Мир доносится через неё мельтешением и несуразным ревом. Это человечество бурлит и клокочет, как дерьмо в забитом унитазе. Оно воняет. Так сильно воняет, что одинокая мысль в комнате, бьётся и бьётся о стену, без всякой надежды. Звуки отчаянных ударов отражаются друг от друга, умножаются сами на себя, входят в резонанс. Череп дрожит на грани раскола. Ужасающая головная боль вонзается в Колю.

– О, боже! – шепчет он и возводит глаза к небу. Но нет неба. Взгляд упирается в низкий свод, заросший тонким кустарником, похожим на волосы.

– Неба! Неба! – молит Коля и ползёт к свету. Но непроходим этот путь. Невозможен. Нет неба. Нет света. Нет надежды. Коля сдается и закрывает глаза.

– Вставай! Ну, едрыть тебя! Давай. Ну! – надрывается Толстый. Коля, со стоном, открывает глаза. Обезьяна прыгает рядом. Бьет землю. Глубоко спрятанные глаза тускло блестят под нависающим лбом. Бом. Бом. Бом.

– Вы вымерли. Потому что. Не видели. Звёзд. И неба. А одной земли мало. – отправляет истину в косматое ухо Коля.

Обезьян замирает. Коля поднимается.

Вот они. Звёзды. Посмотри – трясёт он обезьяна. Ладони чувствуют, как напрягаются канаты мышц. Кажется, что еще чуть-чуть, и обезьян разогнётся. Что вот-вот, и узрит обезьян свет. Но нет. Нет. Нет. Тогда Коля размахивается и бьет обезьяну снизу в подбородок. Сильно бьет. Наотмашь. В надежде. Трещат кости в кулаке. Пронзает его боль ядрёная. Падает Коля на землю и воет от той боли. Обезьяна принимается ржать. Так ржет обезьяна, что в какой-то момент разгибается и в амбразуру её черепа вплывают звёзды. Замирает обезьяна поражённо. Пялится на них. Мысль остановившаяся, делится сама на себя. И становится их две. А после четыре. А затем шестнадцать. А дальше уже и ни сосчитать. Большая голова у обезьяны. Много мыслей вместится в неё. Уперлась обезьяна кулаками в землю, набрала могучую грудь воздуха и завыла: «Тагиииилллллл…». Толпа поддержала ее воющими криками «Уренгоооой! И, почему-то, «Самааааараааа…». Чья-то рука схватила Колю за плечо. Дернула. Развернула. Что-то мелькнуло. И наступила чернота.

Проснулся Коля от стонов: «Эй! Эээй… Оооййй…». Он сел и охнул от боли. Болело всё и везде, но стонал не он. Перед ним, придерживаясь руками за воздух, балансировал Толстый. Один его глаз смотрел на Колю, а другой, заползший за веко, прозревать явно не желал. Толстый икнул. Заплутавший глаз выкатился и на Колю навелись два мерклых зрачка. Склизкий, блёклый водоворот подхватил его, протащил и выплюнул прямо в казарму с одевающимися бойцами. На их спинах значилось «ОМОН».

Среди них обнаружился Толстого. Подтянутый. Легкий в движениях. Вооруженный и очень опасный. Он расхаживал, по-отечески подгоняя бойцов. Они с уважением поторапливались и, вскоре, выкатились на плац. Построились. Получили вводную, а затем, знакомую Коле и, видимо, традиционную накачку и загрузились по машинам.

Ехали весело. С шутками-прибаутками. Уверенные в себе. Влюбленные в своё дело. И в своего командира. Толстый, явно, этим гордился и их, ответно, любил – поправлял и подтягивал ремни, подбадривал молодых, веселил бывалых, в общем, был душой, звездой и батей.

Подъехали к зданию банка. Его Коля узнал сразу – он же здесь работал! Бойцы высыпали из машин и, цепочками, побежали, окружая, блокируя, устрашая, загоняя, сбивая, оглушая, останавливая и захватывая. Толстый довольно наблюдал за слаженной работой своих ребятишек. Получив рапорт, что объект взят, он вошел в банк, прошёл в кабинет директора, уселся в главное кресло и приказал ввести.

Привели женщину. Полную, коротконогую, похожу на бочонок с ножками. С плоским лицом. Глубоко утопленными щелками глаз, но с шикарными, вьющимися темными волосами. Страха она не выказала. Спокойно села в кресло для посетителей, закурила и предложила объясниться.