Тай Мангаров - Первый человек на Земле

Он поднялся и направился к двери. Взялся за ручку. Открыл дверь. Задержался на пороге. Поставил ногу за порог.

«Куда ты пошёл?! – завопил на себя Коля. – Она же железная! Она не сдастся!!! Ты всё испортишь!!! Попугал и хватит. Убирай и она тебя простит и, в благодарность, полюбит».

– Убери их! – возопила Тринити, катаясь по кровати. – Убери! Убери. Я люблю тебя. Люблю. Я тебя обожаю. Я всё сделаю для тебя. Я твоя. Я вся твоя. Я тебя люблюююююююю!!! – выла Тринити.

Она уже не могла сдержать пальцы и они принялись чесать промежность. Она застонала, но не от наслаждения. Пальцы рвали и терзали плоть. – Я тебя люблюююююю – извиваясь, простонала она.

Коля, не двигаясь, стоял на пороге двери и наблюдал за ней. Одновременно он пораженно думал: «Как?! Ну как???!!! Нет, она врёт. Она точно врёт. Притворяется. Не может Тринити вот так!!!».

Рыдания сотрясали тело Тринити. «Я тебя люблю. Люблю. Люблю. – Рыдала она. – Люблю. Люблю. Люблю. – Она улыбалась и мокрыми от слез, восторженными глазами смотрела на него. – Я дура. Я не понимала. Ты великий. Ты … ты… я тебя… ты… я твоя… ты… я… я… Мы… МЫ! ДА, МЫ найдем Избранного. Мы… Мы…»

Коля накрыл её губы ладонью: «Верю. Если женщина говорит Я – это не любовь. Это снисхождение. «Я тебя люблю» – это не признание. Это заявление о намерении некоторое время побыть с этим мужчиной, разрешая ему любить себя. Если бы ты остановилась на этом – я бы не вернулся. Мы. Только МЫ означает любовь. Знаешь почему?». Тринити иступлено терзала кожу на лобке, бедрах и промежности и мокрыми от слез глазами, с восторженной надеждой смотрел на него. – Это значит, что в будущем ты видишь нас вместе. ВМЕСТЕ».

Коля достал колбу, поднёс её к телу Тринити. Тысячи маленьких, металлических насекомых остановились, повернули металлические усики и, перебирая маленькими ножками, побежали к колбе. Они собирались в ручейки и вливались в неё.

Обнаженная Тринити поднялась и прижалась к Коле. Её руки бродили по его спине, гладили его ягодицы. Её твёрдые соски он чувствовал даже через кожаный плащ. Коля обхватил её ладонями за лицо и поцеловал. Сначала нежно. Затем страстно. После оголтело.

Он бросил её на кровать и принялся срывать с себя одежду. Не выдержал и опустился на неё, покрывая поцелуями это лицо, эту шею, эту грудь, этот живот, это всё… В голове его шумело и толкалось желание. Он не помнил себя, но что-то было не так. Коля оторвался от стонущей в страсти Тринити.

Кожаные штаны зацепились за пятки и никак не хотели сбрасываться. «Уррррр…» – зарычал Коля и стащил их руками. И снова он почувствовал, что чего-то не хватает, но страсть не давала времени опомниться.

Он лег на Тринити сверху. Она раздвинула ноги и Коля животом прижался к мягкой бархотке лобка. Тринити стонала, выгибалась и терлась о его живот. Она развела ноги еще шире и забросила руки за голову. Её движения ускорялись. Стоны вырывались всё чаще. Щеки алели румянцем. Капельки пота выступили на лице. Наконец она вздрогнула, выгнулась и нежно, тонким голоском, застонала.

Этот протяжный стол стал последней каплей, переполнившей чашу. Коля поднялся повыше и вошёл в сокровенную тайну Тринити. Однако вход не удался. Коля подумал, что он видимо промазал и вошёл еще раз. Снова ничего. Он сунул руку вниз, чтобы направить себя в нужное русло, но промазал и схватил воздух. Коля глянул вниз и ничего не обнаружил. Вообще ничего. Он изумленно вытаращился на отсутствующее хоть что-то. Обнаружился только шрам в виде небольшого пенька, как от спиленной ветки.

Коля откинулся на спину и слепо уставился в потолок. Отсутствие главного, того, что наделяло жизнь хоть каким-то смыслом потрясло его. Он не понимал, что делать по вечерам, чего хотеть в течении дня, о чём мечтать, к чему стремится. Всё, ради чего он жил, дышал, существовал… ВСЁ – потеряло всякий смысл.

В голове было пусто. Тринити тормошила его и что-то говорила, но слова не доходили до него. Он будто умер и видел происходящее через пелену забвения.

В поле зрения мелькнуло что-то знакомое. Пробирка. Пробирка… "Николя! Николя!". Он с трудом сфокусировался на заплаканных глазах. Тринити… "О!!! Как стыдно!!!" Коля со стоном отвернулся к стене. Но Тринити потащила его за плечо и перевернула. "Николя. Ты должен собраться. Ты нужен миру. Ты должен спасти человеческую цивилизацию. Ты должен любить себя, меня и весь мир. Ты должен победить машины. Ты должен встать и идти!!!".

Коля молчал.

Она смахнула слезы, сжала в черточку и без того тонкие губы и перевернула пробирку прямо Коле на промежность. "Я люблю тебя. Ты должен встать ради меня. И ты встанешь!" – твердо заявила она. Коля ощутил первое жжение и руки его потянулись вниз… Ему стало так стыдно, что он умер. Это было самым лучшим выходом!

Стыд переполнял его. Он сочился сквозь поры. Полз из-под век. Переполнял мочевой пузырь, заставлял сжимать сфинктер и подступал к горлу. Коля держался сколько мог, но это случилось. Стыд фонтаном рванул отовсюду. Стыд удвоился. Утроился. Он умножался сам на себя. Заполнил всё вокруг. Накрыл с головой.

Была надежда, что это пройдет и Коля стал ждать. Минула минута. Две. Три. Минуты накапали лужу. Лужа разлилась озером. Озеро переполнилось и превратилось в море. В самой его глубине пребывал Коля, не двигаясь и не дыша. Растопырив руки и ноги, он медленно погружался в черную пучину. Глубокое, могильное молчание навалилось на него.

Стало холодно. Ужасно холодно. Гибло холодно. Колю заколотило. Затрясло. И он заорал. Заорал так, словно намеревался испугать эту гибель. От натуги на него накатила чернота. Но Коля продолжал орать и в неё. И чернота развалилась. Вместо неё осталась пустота. Крик в ней заглох, и Коля замолчал. Пустоту не переорешь.

«Побуду немного в тишине. Отдохну от всего» – решил Коля, но цветной всполох заюлил перед ним. Коля обрадовался. Пригляделся. И будто оказался внутри калейдоскопа. Синие квадраты дублировались, скрещивались зеленым и оказывались оранжевыми треугольниками. Те накладывались сами на себя и превращались в фиолетовые колоны, неясной протяженности и размера. Колоны переворачивались и переливались в серые кольца.

Кольца множились, проистекая друг из друга и становясь всё более тонкими. Затем еле различимыми. Еле уловимыми. Прозрачными. Призрачными. Несуществующими, но всё еще постижимые.

Внимание Коли не могло оторваться от этих метаморфоз и чем более тонкими становились кольца, тем тоньше делалось внимание. Оно УТОНЬШАЛОСЬ вслед за исчезновением колец, и, в какой-то момент, восприняло следующее измерение происходящего. Призрачное. Невесомое. Беззвучное.

– Ну, вот мы и дома! – услышал он довольный голос. В голове.

Коля обрадованно завертелся, оглядываясь, выискивая и принюхиваясь.