Расти Шеклфорд - Улица убитых

Часы на фонарном столбе не шли. Секундная стрелка прекратила свой бег, замерев между цифрами 5 и 6. По иронии судьбы или по чьему-то умыслу ее сестры остановились там же. Как птицы, выбравшие один и тот же карниз. Должно быть, проводить вечность вместе веселее.

Здесь никогда не светило солнце…

Люди одеты в маскарадные костюмы различных эпох. На лицах многих были маски. Английские пуритане шли под руку со стройными кавалерами Российской Имерии, среди средневековых дам многие отдавали предпочтение мореплавателям эпохи Просвещения. Лишь древние греки выбирали людей только своего племени.

Улица была ему незнакома. Архитектура домов, выстроившихся на ней строгими темными рядами, была разнообразна. Ар-деко соседствовал с барокко, а простые деревянные дома беспардонно вклинивались в вычурные ансамбли. Он бы запомнил, если бы такой беспорядок доводилось видеть прежде. Все вокруг залито электрическим светом фонарей и гирлянд. Он был желтый и теплый – в этих лампочках живет частичка солнца. Пусть она ничтожно мала, но в купе с сотнями таких же огней, капля утраченного светила способна подарить тепло. Даже в такую промозглую погоду, как эта.

Заморосил дождь. Поток людей хлынул вниз по улице под громкие выкрики: «Да здравствует Франция!» Он не знал, куда идти, поэтому поддался течению. Толпа двигалась к мосту, подбрасывая вверх воздушные шары и горсти конфетти. Девушка в костюме гейши взяла его за руку и засмеялась. Он улыбнулся в ответ. Чувство тревоги, нараставшее после пробуждения, растворилось в ее смехе, искреннем и звонком.

Улица была широкой. В ней вполне могло поместиться по четыре ряда машин с каждой стороны. Однако ни одного автомобиля не было видно. Над перекрестками, в тон праздничной иллюминации, желтым светом мигали светофоры. Их блики слабо отражались в побледневшей дорожной разметке. Вдоль тротуаров в железных оградах мостились раскидистые клены и каштаны.

– Куда все идут? – спросил он.

Гейша рассмеялась, взяла его за руки и закружила. Смех был заразителен. Он пьянил. Как и внезапное чувство беззаботности. Оно наполняло и питало всю толпу и, как аккумулятор автомобиля, заряжалось от движения.

– Как тебя зовут?

Ответа не было. Должно быть, она не слышит. Чтобы задать следующий вопрос, он наклонился к ее уху. В ответ гейша развернула голову и поймала его губы своими. Поцелуй был влажным и теплым. От него еще сильнее кружилась голова. Языки сплетались в хаотичном танце или игре в салочки, если угодно. Он закрыл глаза. Ее руки скользнули по телу. Одна поднималась от живота к груди, вторая скользнула за спину. Толпа продолжала движение, огибая маленький островок любви. Таких здесь было много.

Чуть поодаль кавалерист армии Ее Величества заключил в объятия совсем молоденькую девушку в яркой белой блузе и венком из цветов на голове. А сразу за ними друг друга ласкали две монахини-францисканки. Они похотливо хихикали, поочередно просовывая друг другу руки под рясы. Сразу за ними с озадаченными лицами стояли два азиата в строгих черных костюмах. Они поочередно сверлили взглядом то монахинь, то целующуюся пару – гейшу и ее потрепанного кавалера.

Она остановилась, открыла глаза и оттолкнула от себя незнакомца, словно сделав отжимание от пола. А когда руки полностью выпрямились, в одной из них – в правой – оказался Смит-и-Вессон. Вне всякого сомнения, оружие появилось из его пиджака. Но откуда оно там взялось? Странно, но ему было абсолютно все равно. Всеобщее чувство радости и беззаботности покорило его, введя в своеобразный транс, подавило все желания и знания кроме одного – сейчас он хочет быть здесь. И этот миг должен длиться вечно.

Он пожал плечами и глупо улыбнулся. Лицо гейши также расплылось в улыбке. Она захохотала. На секунду она вспомнила, что оружие пугает ее. Вселяет первобытный страх, от которого трясутся ноги и холодеют внутренности. Такое чувство она испытывала прежде. Но вообще-то… Вообще-то ей все равно. Кто он и зачем ему пистолет – это ее совершенно не касалось. Девушка вернула револьвер с сандаловой ручкой на место, и они вновь соединились в поцелуе.

Их прервали рывком. Резким и грубым.

– Вот ты где! Хосе, мой мальчик, – выкрикнул незнакомец.

– Что? – возмутился он.

– Простите мадам-сан. Придется у вас его забрать.

Незнакомец потащил его сквозь толпу, обхватив широкой рукой шею, будто при спасении утопающего. Выкрашенное белилами лицо гейши стало похоже на лицо ребенка, у которого забрали любимую игрушку. Оно помрачнело. От прежнего веселья не осталось и следа. Гейша продолжала смотреть им в след, пока мужчины не скрылись из виду.

…и никто никого не любил.

Толпа почти добралась до моста, когда мужчины пересекли квартал и расположились в первом попавшемся кафе – баре «Ксанаду». Маленькое заведение ютилось в крошечном подвальном помещении. Внутри было вполне прилично. Деревянная обивка стен, свежее зеленое сукно на единственном бильярдном столе, за которым никого не было, и несколько дорогих светильников над стойкой.

– Ну, ты даешь, не успел приехать, а уже клеишь девочек, – сказал незнакомец. – У тебя имя есть?

По телевизору в баре показывали прямую трансляцию с репетиции парада. Мимо камеры прошла грустная гейша, которую подхватила компания итальянских гангстеров с розами в петлице и в маленьких шляпах. Один из них что-то шепнул ей на ухо, и девушка снова залилась радостным смехом.

– Видимо, нет. Ты не переживай. Такое тут с каждым. Я тебя буду звать Бенджи. Как в фильме про собаку. Смотрел?

Где-то внутри Бенджи зародилась ярость. Он схватил незнакомца за грудки:

– Какого черта тебе надо?

– Остынь, парень. Остынь. Сейчас это пройдет.

Бенджи действительно почувствовал, как злость пропадала. Головокружение после карусели из огней и лиц парада тоже ослабло.

– Что со мной? – он взялся за голову.

– Что со мной? Где я? Как меня зовут? Эти вопросы вполне характерны для твоего нынешнего состояния.

– Нынешнего состояния?

– Ну, да. Меня зовут Панчо Домингез, – незнакомец протянул руку. Бенджи пожал ее. – А вон то, – Панчо показал на карнавал, – называется верная смерть. Хочешь сразу сдохнуть? Давай. Вперед. Но лично я советую тебе еще помучиться.

– Смерть, – повторил Бенджи.

– Точно. Верная смерть. Там добывают Надежду, друг мой. Не советую соваться. Моментальная зависимость, а потом смерть от истощения. Бедные ублюдки летят на маскарад, как мотыльки на пламя, даже не понимая, чем это кончается. Попадают прямо с корабля на бал. Как ты. Но таким, как ты, – Панчо хлопнул его по груди, – там нечего делать.

…надежда стала наркотиком. Дороже золота. Дороже всего на свете.