Глеб Васильев - Пушкин в Голутвине. Герой не своего романа

– Почему воровской? – удивился Радик.

– Потому что его произносят либо те, кто наворовал и теперь хочет избежать ответственности, либо те, кто наворовать еще только планируют, – ответила Ира.

– Тост универсальный, хоть и подразумевает кармический дисбаланс, – возразил Радик. – Если у тебя что-то воруют, то получается, что всего у тебя уже нет. А из-за того, что оно было, ты как раз и стал жертвой воровства.

– Дурацкий тост, и дисбаланс дурацкий, – вмешался в спор Павлик. – К примеру, если у меня есть деньги, то я вправе рассчитывать, что смогу обменять их, скажем, на пиво. И если за мои же деньги мне ничего не будет, даже пива, то я сочту такое обстоятельство крайне несправедливым.

– Вот-вот, – поддакнул Колян. – Морду за такие тосты и пожелания бить надо. Тогда и кармический баланс мигом восстановится.

– Ну, давай, рискни здорвьицем, скажи хороший тост, – процедил Радик.

– Дорогой Степа, – Колян торжественно поднял кружку. – Хочу выпить за то, чтобы в любой ситуации тебе удавалось избежать двух вещей – ненависти к самому себе и безысходности. Для первого всегда найдется кто-нибудь более ненавистный, вроде Радика. А второе есть ни что иное, как галлюцинация. А если уж и галлюцинировать, то весело и ярко, чтобы потом не было мучительно жаль потраченных денег.

Все выпили.

– А я тебе, Степа, пожелаю всегда быть готовым к худшему, и даже в худшем случае уметь получать удовольствие, – сказал Павлик и, не дожидаясь, пока его об этом попросят, пояснил: – Худшее всегда случается, не сегодня – так завтра, не завтра, так через год. Все мы когда-нибудь останемся одни, больные, нищие и никому не нужные. Или богатые и знаменитые, здоровые и процветающие, но в окружении тех, кто не нужен нам самим. Что бы ты ни делал, наступает день, когда реальность наваливается на тебя всей своей тушей, подминает под себя, втыкает тебе в задницу свою узловатую корягу аж до гланд. Она мнет тебя своими потными лапами и издевательски дышит в твою щеку, а дыхание ее разит гнилью. Но если ты готов к этому, то вместо панических и, как обычно бывает, бесполезных попыток высвободиться, вместо этой унизительной суеты под тушей реальности ты сделаешь глубокий вдох, улыбнешься и скажешь – «Спасибо. Спасибо, что это произошло сегодня, а не вчера».

– И где же здесь удовольствие? – фыркнул Радик. – В безропотном смирении с корягой реальности в собственной заднице?

– Нет, – ответил Павлик. – В умении показать реальности, что все ее гадкие фокусы слишком дешевы и предсказуемы, чтобы лишить тебя самообладания. Оставаясь самим собой даже во власти, казалось бы, невыносимого унижения и нестерпимых мук, ты оставляешь победу за собой. Испуганное, сломленное, бестолково мечущееся существо на это не способно, потому что в нем уже нет того «я», за которым эта победа могла бы остаться.

Все выпили.

– Бррр, – Ира поежилась. – Какое жуткое пожелание.

– Компенсируй, – Павлик пожал плечами. – Пожелай чего-нибудь не жуткого.

– Степа, будь счастлив, – Ира улыбнулась. – Будь счастлив каждый день, который проводишь со мной. Каждую минуту, когда ты заботишься обо мне, каждый миг, когда ты меня холишь и лелеешь. Так как я и есть твое счастье, желаю тебе как можно больше себя во всех проявлениях.

– Ого, ничего себе, – Колян покачал головой. – Вот это заявочки.

– Спасибо, друзья, – я поднял кружку. – Я рад, что мы собрались здесь, и я благодарен вам за ваши пожелания. Потому что… приятно, что вы обо мне думаете.

– Пускай лихой наш «йес!»

Сорвался под «офкос»

На каждый хитрый «уай?»

Найдется свой «бикоз», – сказал Радик, и все выпили.

20

– Я тебе рассказывал, что в детстве мне нравилась девочка с хорового отделения, которую звали Ирой? – спросил я у Иры, когда посиделки в кафе закончились, и я отправился провожать ее.

– Рассказывал, что она с тобой играла, – ответила Ира. – И не прогоняла, и близко не подпускала.

– Странно, я совсем забыл о ней. Только вот сегодня отчего-то вспомнил.

– А как ты в позапрошлом году у нее на деньрожденной вечеринке напился, все обблевал, а потом тебя ее папа домой вез, помнишь?

– Такое что, вправду было? – удивился я.

– Было.

– Странно. Как я оказался на ее вечеринке?

– Вроде бы, ты просто позвонил поздравить ее с днем рождения. Слово за слово, она из разговора узнала, что у тебя теперь имеется девушка, то есть я. Приревновала, или еще что. Может быть, любопытно ей стало, в каком виде пребывает ее упущенная собственность, то есть ты. Вот и пригласила.

– А почему я напился до рвоты?

– Я думаю, потому что ты дурак и пить не умеешь, – Ира поцеловала меня в щеку. – А Ира наверняка решила, что ты свои страдания в вине топишь. Дескать, так тебе невыносимо больно смотреть на нее и понимать, что досталось тебе не такое сокровище, а какая-то друга девка, то есть, опять же, я. Может быть, я ошибаюсь, но своим появлением на празднике и нажиранием до потери пульса ты сделал ей лучший подарок на день рождения, о каком она могла мечтать.

– Странно все это, – пробормотал я. – И еще странно, что Вика не пришла сегодня за день моего рождения выпить.

– Вика? – переспросила Ира. – Кто это?

– Я тебе не рассказывал?

– Нет. Так кто же это?

– Так, никто, – ответил я. – Когда-то у меня была знакомая девочка по имени Вика, но она давно умерла.

– И ты считаешь странным, что она не явилась с того света, чтобы выпить пива по случаю дня твоего рождения? – Ира хмыкнула. – Похоже, Степа, ты опять перебрал. Когда же ты пить научишься?

– Я буду пить. Много-много, каждый день. Пройдет год, а может быть несколько лет или десятилетий, и я научусь, обязательно научусь.

– Дурак, – Ира рассмеялась и поцеловала меня. На этот раз в губы.

21

– Заждалась тебя, голубчик, – я вздрогнул и чуть не выронил ключи. В полутьме лестничной площадки на ступеньках сидела Вика.

– Неужели ты думал, что я оставлю тебя без подарка? – Вика подошла ко мне, и снова моя голова закружилась от ее поцелуя.

– Это лучший подарок на день рождения, о каком я мог мечтать, – сказал я, когда поцелуй закончился.

– Это был поцелуй, а не подарок, голубчик, – Вика протянула мне пакет, перетянутый ленточкой. – Вот это подарок.

Я развязал ленточку и открыл пакет. Из пакета на меня блестящими стеклянными глазами смотрело странное существо, морда которого была испещрена пятнами всех цветов радуги.

– Это лошадь, – пояснила Вика. – Я сама ее связала.

– Догнала и связала по ногам и… ногам?

– Спицами связала, – ответила Вика. – Тебе нравится?

Я достал вязаную лошадь из пакета и покрутил ее в руках, – очень нравится. Но почему лошадь?

– Потому что «Боинг 747» показался мне слишком банальным и предсказуемым, а вязать скелеты динозавров я пока что не научилась. А что, с этой лошадью что-то не так?