Валерий Туманов - Блаженство кротких

Намокнув в долгом пути, осели в мутные воды днища барж, ведомых силой великой реки от пилонов и башен Элефантины, к стелам и обелискам Мемфиса. Мощью северных ветров вздымались паруса на пути обратном. Затем всё повторялось сначала.

Луна дважды обращалась хрустальным серпом и дважды округлялась серебряным оком Гора. И каждый день изнурительного похода, под вечер, на новый берег причаливал строй царских судов и разбивались шатры. А утром, с первыми проблесками восточного неба, над головами собравшихся разносилась молитва Пвоха – верховного жреца Ра-Хорахти из древнего Гелиополя.

Было пройдено земель без счёта. Серых и истоптанных, приглушенных тенью вековых олив и смоковниц. Илистых и черных, с бескрайней зеленью ячменных всходов. Холмистых и ветреных, под красными обрывами глинистых утёсов. Песчаных и каменистых, усеянных глыбами известняка. Древних оазисов с шершавыми стволами финиковых пальм.

Но Атон так и не подал знак юному правителю.

Иногда причаливали ночью, когда чёрное покрывало неба смыкалось с трепещущей гладью Великой Реки. Так было и в этот раз на безжизненном пустынном берегу, когда кривобокая худеющая луна надменно зависла в высоком небе, а серой тенью с востока уже показался рассвет.

Широко раскрытые глаза юного царя взирали на поднимающийся из-за горизонта огненно-красный шар. Когда божественный Ра-Хорахти, оторвавшись от кромки пустыни, уже воссиял в имени своём Шу, фараон ощутил то, чего так долго ждал.

Звуки внешнего мира: шум ветра, шорох болотного папируса, серебристые перезвоны прибрежных волн, окрики крики водных птиц, – медленно вытеснялись нарастающим водным плеском. Вскоре шум далёкого водопада уже властвовал в глубинах разума, – там, где только и возможно познать голос бога.

Обрётшее внезапную лёгкость тело истекало свербящей дрожью. Судороги, ужасавшие в детстве, а теперь редкие и желанные, крепили и поддерживали его, как держат парящего орла восходящие потоки. Телесная дрожь сходилась в унисон набиравшей силу воде.

Атон подал знак.

Юный Аменхотеп воздел ладони к небесам и медленно двинулся по барханной пустоши к отдалённым холмистым грядам. Большая вода меняла тон и звук, сливаясь с дробными эховыми раскатами показавшегося ущелья.

Вдруг оборвался неистовый водный рёв. Уши захлопнула тишина. Отпустила дрожь. Тяжестью в ступнях вернулось тело.

Аменхотеп воздел руки к солнцу.

– Клянусь тебе, великий Атон, что на месте этом будет возведён храм во славу твою, и город, не знающий себе равных.

Так, царь обеих земель Аменхотеп четвёртый получил долгожданный знак. И в оранжевых лучах утреннего светила, к терпеливо ждавшим подданным обернулся и огласил свою волю уже другой правитель – могущественный фараон Эхнатон – слуга великого Атона.

Поди сумей оформить бумаги для ночного допроса за полчаса до конца работы, да ещё при отсутствии начальства.

Ерохин сумел. Не было иного выхода. Он не столько надеялся на результат, как поддавшись смутным предчувствиям, счёл этот допрос единственной возможностью обезопасить арестанта.

– И как ты только извернулся? Ну приходи, забирай, – изумился старший прапорщик, помнивший Ерохина ещё лейтенантом.

– Палыч… Тут ещё… Хотел попросить.

– Ну?

– Как бы сделать так, чтобы твои орлы ничего не знали?

– Ты что, выпил? Это ещё на хрена?

– Для безопасности задержанного. Очень важно.

– Да пошёл ты знаешь куда… – Палыч мог рубануть и покрепче. – Послушай, Сергей. Если бы я не знал тебя столько лет… Ты в чем моих ребят подозреваешь?

– Палыч, извини. Проехали. Не обижайся.

Трубка сипло дышала.

– Хрен с тобой. Раз у тебя мания величия… э-э … преследования… Ладно. Через пятнадцать минут я их отправлю в оружейку. У тебя на всё – про всё будет десять минут.

Из камеры показался Климов. Неуверенно переступил порог. Помятый, морщинистый, с желтоватыми пятнами на висках. Руки сцеплены за сутулой спиной.

Увидев Ерохина, зло усмехнулся, – На расстрел? Скорей бы. Лишь бы не мучили.

Протяжно вздохнул. Климов знал, что из-за угнанной тачки и краденых номеров вертолёт со спецназом не вышлют. А значит – это они . И если он ещё жив, значит они думают, что он знает что-то важное. Он должен выиграть время. Столько – сколько получится.

В кабинете Ерохина он осмотрелся. Дверь заперта изнутри. Окна пуленепробиваемые. Ключи демонстративно спрятаны в сейф с кодовым замком.

Пластиковый браслет снят.

Ерохин знал, что будет непросто, но не думал, что настолько.

Угнанный автомобиль, краденные номера и незаконное хранение оружия вызывали кривую ухмылку. С тупым упорством Климов не шёл на контакт. Юлил и изворачивался, то отрицая всё на свете, то вдруг пытался убедить, что самописец давно уже найден и спрятан в надёжном месте, и о месте этом они не сообщат даже под пытками.

Изнуряющая карусель выматывала. Припасённый козырь о покушении на Овечникову не изменил расклад. Климов сначала не поверил. Затем, увидев окровавленную кофту в нумерованном пакете, сник. Прикрыл ладонью задёргавшийся глаз. Но тут же взбодрился. На нервном подъёме перешёл в контратаку. Он грозил Ерохину, что за Ирину тот ответит. Ответят и остальные. Мол они не одни, а завтра всё попадёт в прессу.

Бравады осёк сверлящий звук. Трубка говорила взволнованно.

– Сергей! Тут у меня ЧП. Тревогу пока не поднимал… мне и со своим дятлом разобраться надо. Но похоже… ты был прав.

– Палыч! Что? – выкрикнул Ерохин и бросил недобрый взгляд на Климова.

– Хоть я и думал, что пустое, но всё же сел за видеокамеры. Часа два проторчал. Уж плюнул было. Вдруг вижу, мой козёл бросил пост и бегом в сортир. …Обосрался он, как потом выяснилось. Минуты не прошло, смотрю, кто-то открывает решётку коридорной двери. Да лихо так – и ключ у него, и карта магнитная. Лица не видно. Я выскочил, а он дёру на выход, и прямиком к вертушке.

– Кто?!

– Молодой такой. Звони на пост, выясняй.

Звонок дежурному вывернул наизнанку воспалённый мозг Сергея. Четыре минуты назад зафиксирован выход лейтенанта Козак Антона Валерьевича. Ерохин ощутил дрожь в правой руке и спрятал её под стол, от безумного взгляда Климова, сидевшего с искорёженным лицом, оскалив щербатые зубы. Ерохин окатил его гневным взглядом.

– На тебя покушались, придурок!

Тот закрыл рот, сглотнул, – П-продолжение спектакля?

Придурок. Какой же ты придурок. – подумал Ерохин и тут же отрешился от Климова.

Козак! Гнида! Тихоня с учебником по сыскному делу, уверявший, что в этом его призвание. Догонять поздно.

Перезвонил на вахту. Удостоверился. Машина в камеры не попала.