Валерий Туманов - Блаженство кротких

Неимоверно долгий день наконец завершался.

Открыв дверь, Элька молча исчезла в кухне. Она истекала досадой, как кружка, переполненная тёплым пивом.

– Радуйся, Ерохин! Он на меня не клюнул. Старый дятел! – Она не находила себе места. – Теперь у тебя нет шансов, зато появилось спокойствие. Да?!

Сергей с трудом подавлял улыбку, глядя на рыжее облако злости и уязвлённого самолюбия, снующее из комнаты в кухню.

– Ну вот зачем этому козлу нужны кровь, моча и тест на беременность от экзальтированной женщины, морально опустошённой, бьющейся в путах душевных мук и поисках утерянных сакральных ценностей, да ещё цитирующей Блаватскую?

Стенания неудавшегося агента стали лучшей колыбельной для Сергея, сладостно плывшего в туманную даль.

Утро ударило в набат.

Разбился Козак. На мотоцикле влетел в опору развязки. Без документов, личность установили этой ночью.

Слова генерала Мостового были пронизаны скорбью о трагически погибшем перспективном молодом сотруднике. Речь прерывалась плачем Ирины. Не выдержала даже Тамара. Смущённо отводил розовые глаза капитан Хабибуллин. Бледный Можайский, так и не успев объясниться с генералом, сидел молча, потупив взгляд.

Огромный букет гвоздик в строгой вазе чернённого серебра стоял под траурным портретом в вестибюле.

Отходя от шока, сотрудники возвращались к работе.

Овечникова находилась в коме, в стабильно-тяжёлом состоянии.

Ренат с Олегом отправились по адресам персонала санатория. По первым двум – никого, что наводило на подозрения. Третья точка находилась в одной из циклопических многоэтажек Купчино.

– Здесь, – сказал Вареный, глядя на белую табличку с номерами квартир. Домофон ответил женским голосом, – Да? Кто там?

– Гусельникова Наталья Николаевна?

За паузой последовал неуверенный вопрос, – А кто спрашивает?

– Откройте, полиция, – выпалил Варёный, а Хабибуллин, мягко сдвинув его, добавил, – Нам надо прояснить некоторые вопросы по санаторию, в котором вы работаете в бухгалтерии. Так?

С глухим урчанием щёлкнул магнит, и стальная дверь подалась наружу.

На четвёртом этаже выглядывала испуганная женщина средних лет в домашнем халате. Из-под цветастого шарфика на голове выбивались темно-русые локоны. Пахло сырой пылью и туалетной химией.

– Вы извините, я тут прибиралась. – Она рассеянно глянула в удостоверения, – Не разувайтесь, проходите на кухню. А что случилось? Санаторий же на ремонте, я в отпуске.

Со слов Гусельниковой, за четыре года работы, она не слышала о каких-либо подозрительных методах лечения. Вопрос о приверженности отдельных сотрудников нетрадиционным религиям, она не поняла. Затем, прояснив, мило улыбнулась.

– Солнцепоклонники? Какая там религия? – Она склонила голову набок. – Чудачество всё это. С год назад мода пошла, как игра какая-то … Не понимаю, чего им не хватает, может скучно людям? – немного задумалась и опасливо оглянулась в сторону входной двери, – Но я думаю, это они перед бизоном прогибаются … ой, ну в смысле, перед Сергей Адамычем, главврачом. А что? Зарплата в санатории хорошая, каждый боится место потерять, вот и лебезят, кто как может. А он у нас на этом деле повёрнутый.

– А вы как?

– Я – нет. Мы, бухгалтерские, как-то в сторонке остались, за спиной Анны Александровны, главбуха нашего.

– Что они проповедуют? – спросил Варёный.

– Не знаю, – она удивилась такому вопросу, – Выходят на рассвете к солнцу. Зимой, когда светает поздно, мы в окошко подсмеиваемся, мол повёл бизон своё стадо. Это когда они к реке идут. Минут через двадцать все трусцой назад – вроде оздоровительной гимнастики.

– Слово «Атон» вам знакомо?

– А это они так солнце зовут, по-египетски.

– Что можете сказать насчёт Овечниковой Ирины Александровны?

– Ирка? Медсестра из процедурного? – она задумалась, глядя на серый экран кухонного телевизора, – Подругой мне она не была. Общались только по работе. Но слушок о ней ходил … не очень. А что? Случилось что-нибудь?

– Какой слушок? Поясните пожалуйста.

– Как бы это сказать? Говорили, что до мужиков больно падкая. Из-за этого и в переплёт попадала.

– Что именно? Подробнее. – уточнил Варёный.

– Ну не знаю, – раздражённо отрезала Гусельникова, – Сплетнями не интересуюсь. Вам лучше с Алиной Евгеньевной поговорить, её сменщицей.

– Сергей, погоди. Не накручивай. А что, если права Гусельникова, и этот Атон – забава взрослых людей? – парировал Ерохину Ренат, – Фанаты Звёздных Войн уже лет двадцать в разные братства объединяются. Они что, тоже секта?

– Я согласен с Ренатом, – поддержал Варёный, – похоже, этот Климов нам мозги пудрит, как и с нападением на гаишников. Ты же сказал, что Лотарёв с ним час беседовал и признаков секты не обнаружил.

– Да. Не обнаружил, – подтвердила Мурцева.

Сергей мрачно молчал. Всё выглядело правдоподобно. Но он знал чуть-чуть больше остальных, и это «чуть-чуть» не укладывалось в версию, к которой склонялись сослуживцы.

Тянуло домой тепло домашнего очага.

Но квартира встретила тишиной. И вкусным запахом. Найдя сковороду гуляша из настоящей баранины с луком, Сергей обессиленно рухнул на стул, стиснув заболевшую голову.

Пиликнуло сообщение малтфона. «Л3 светит в кухне» Он тупо смотрел на бессмысленную строчку, затем поднял глаза и присмотревшись, разглядел на ободках ламп фальшь-потолка, едва заметные буквы, возможно оставленные электриком. Из-за поддетой ножом «Л3» на Сергея выпал пакетик с флэшкой и симкартой.

Сбывались худшие опасения. Новоиспечённый агент разворачивал конспиративную деятельность. В голове монотонно застучал кузнечный молот. И впервые в жизни задёргался глаз.

Флэшка скользила по пластику, скрипела металлом, пока не прошла в гнездо с лёгким подхрустом. Туманно, будто сквозь сетку-рабицу разделившего их забора, Сергей увидел любимое, подёрнутое грустью лицо с виноватой улыбкой. До боли стиснув зубы, он выслушал нескончаемый монолог о мотивах благородного поступка. Затем она сообщала о поездке в санаторий «Ингрия» по направлению врача, и инструкции по сеансам связи. Сим-карта оформлена на пенсионерку Евгению Андреевну. Был также продиктован Элькин подпольный номер.

Речь завершалась просьбой не предпринимать ничего по отношению к врачу и санаторию для её безопасности и для успеха общего дела.

Сергей не почувствовал боли в затёкшем кулаке. Стекло столика оказалось на удивление крепким – не выдержала ножка.

С этой минуты для Ерохина закончилась не просто спокойная жизнь, а как ему казалось, закончилась жизнь вообще.

Речь Мостового на панихиде после похорон, изредка прерывалась кашлем Полежаева. Прокатилась волна шорохов, скрипов и выдохов первой стопки.