Валерий Туманов - Блаженство кротких

Мама плакала и билась в сильных мохнатых лапах, как раненая птица. Сергей закричал и стал молотить дверь. На крик внезапно примчался участковый, кореш Есаула, обычно покрывавший его проделки. Да не один, а с каким-то мужиком. Этот мужик и стал причиной необычного служебного рвения.

Серёга на всю жизнь запомнил мат Есаула и выбитую незнакомцем дверь. Дико горланя, Есаул бросился к выходу. Хищно сверкнуло лезвие ножа. Сергей от ужаса зажмурился. Когда открыл глаза, мордоворот лежал животом на полу, а капитан Шубин (как потом узнал Сергей), грубо подперев ботинком его спину, защёлкивал наручники.

Ополоумевший Есаул. Бледный участковый, нервно сжимавший папку. И высокий худощавый дядя, что улыбнулся матери и потрепал макушку Сергея.

Настоящий герой. Как в фильмах.

С того дня Сергей точно знал, что станет опером, как капитан Андрей Шубин.

Дядя Андрей стал заезжать в гости. Проверял, не уволил ли мать Есаул.

Леха из соседнего подъезда был постарше Сергея. Он и разъяснил, что питерский опер подбивает клинья, и может стать его новоявленным папой (именно так он и сказал).

Тогда, у не знавшего отца Сергея, появилась вторая мечта, тайная, которой не суждено было сбыться. У взрослых сложная, путаная и неправильная жизнь. А дядя Андрей так и остался лишь другом семьи.

Старый кадровик внимательно разглядывал листки, когда раздался звонок в дверь. Он поднялся и ушёл открывать. Ерохин нервно скрипнул зубами. «Блин! В такой момент!» Он уж было затаил дыхание, когда Шубин, перебрав распечатки сотрудников, отложил в сторону листок Полежаева.

Через пару минут Ерохин понял – зачем. Он услышал голос в прихожей, и то, как крепко они обнялись. Юрка важно зашёл и сел напротив. Чувствовалось, что он знал кого встретит.

– Привет.

Ерохин натужно улыбнулся.

– Знакомьтесь. – Дядя Андрей довольно хохотнул. И в ответ на вопросительный взгляд Сергея, спросил, – Ты Эдика помнишь, напарника моего и дружка?

Дядю Эдика, крупного, коренастого, азартного рыбака, весёлого и говорливого, Сергей помнил хорошо.

– А фамилию его помнишь?

Сергей фамилии не знал, но сообразил по хитрым улыбкам, – … Полежаев?

Сидя во главе стола, Шубин протянул руки в стороны, ухватив обоих майоров за шеи, – Вы мне оба, как сыновья. – Он потряс загривки и отпустил, – Я вас обоих, с мальства…

Он попеременно смотрел каждому в глаза.

– Ты – сын моего погибшего друга. А ты – сын женщины, которую я любил. Поэтому первую – за родителей. – Он разлил по стопкам «Столичную» (другой не признавал).

– Царствие им небесное.

Выпили не чокаясь.

– Вот тебе и ответ. – Он округлил глаза в сторону Сергея. – Он и ты – единственные, за кого я могу поручиться, как за себя. Потому что… – Он тяжело сглотнул и метнул суровые взгляды на одного и другого. – Если кто из вас… – Кулаки его сжались. – То я зря прожил свою жизнь.

Взгляды оперов потупились. Дядя Андрей улыбнулся, и кивнул Ерохину.

– А теперь расскажи всё ещё раз.

И Сергей рассказал. Про Козака. Про врача. И про Эльку. Как на духу.

Узнав про Козака, багровый Полежаев заходил желваками. А к концу рассказа – побледнел.

– Ни хрена себе. – Юрий нервно чесал затылок двумя руками. – Слушай. – Он поразмыслил пару секунд. – А ты не боишься, что твою там зомбируют? Климов же говорил…

– Да прекрати ты нагнетать! – прикрикнул Шубин, – На нём и так лица нет.

Он кивнул на Ерохина, и несколько секунд неподвижно смотрел на него. Когда продолжил, в голосе слышалась твёрдая уверенность.

– Во-первых, не факт, что в этом санатории вообще что-то такое есть. Во-вторых, если человек знает заранее, опасается и напряжён, то расслабить его не так просто. А она, как я понял – натура сильная. – Он подбадривающе улыбнулся. – Кто она у тебя?

– Океанолог.

– Вот. Значит учёный. – Дядя Андрей выделил это слово голосом и глазами. – А у них склад ума особый. Всё подмечают и по полочкам раскладывают. То есть подкорка всё время на чеку. А значит выдержит.

Он ухмыльнулся и хлопнул Сергея по плечу. Довольно крепко для старика. Сергей качнулся и поднял глаза, встретив хитрый прищур.

– Эх. Хотел бы я увидеть бабу, которая смогла тебя так… – Он выжал руками невидимую тряпку.

– Да видели вы её… лет двадцать назад, – вырвалось у Сергея.

На лбу Шубина углубились морщины, глаза заходили.

– Это рыженькая, что ли? С кудрями до плеч? – Он откинулся на спинку. Во взгляде прорезался укор. – Которую ты бросил в положении?

Слова медленно и с трудом протискивались в сознание Сергея. Комната заливалась серым туманом.

– Что?!! – Он очнулся стоя, от грохота упавшего навзничь стула.

Лицо Шубина исполнилось смятением и тревогой.

– А ты не знал? …Правда, что ли?

– Дядя Андрей! Вы за кого меня принимаете?

– Ну ладно, ладно, – замахал ладонями Шубин, с тенью вины и раскаяния на лице, пытаясь усадить взорвавшегося Сергея. Когда Ерохин сел, он пригладил ладонью волосы и шумно выдохнул. – Ну вы, молодёжь, даёте…

Схватив пару грязных тарелок, Полежаев устремился на кухню. Сергей опёрся локтями и обхватил руками голову.

Он её не бросал. Всё случилось само собой. Тогда Сергею казалось, что острая на язык, бойкая и независимая Элька, не воспринимала его в серьёз. Лишь мимолётное увлеченье. Юлька же, её лучшая подруга, была полной противоположностью.

Лишь теперь в сознании опера прошлое высветилось как в лучах прожекторов.

Он понял, почему Юлька, с которой они шли, случайно встретившись в сквере у института, вдруг повернулась, и, неожиданно потянув его за шею, впилась затяжным поцелуем.

С этого дня Элька исчезла. Её телефон отключился навсегда. А Юлька заполнила собой всё.

Если бы я тогда знал! Жизнь могла бы сложиться по-другому.

Подумав, дядя Андрей начал тягостно и неохотно.

– Я узнал об этом совсем недавно. Она же после тебя снохой кулаковской стала. А года три назад, я заходил к Кулакову, на годовщину сына, на поминки, – он скривился. – Наркотики. Передоз. – Шубин нервно отмахнулся. – Там он и ударился в воспоминания. До сих пор во всём винит «эту рыжую». У неё выкидыш был тогда. Да тяжёлый какой-то. Детей она не могла больше…

Тут он осёкся, и прикрыв рот ладонью, растерянно упёрся в глаза Сергея. Сергей тяжело, но уверенно кивнул.

– Так вот, на этом её кулаковская семейка и сожрала. Давно уже. Лет пятнадцать как.

Он замолчал. Вернулся Юрка. Теперь они оба сочувственно смотрели на Ерохина. Только он их не замечал.

Боль распирала виски.

Каждая из женщин, которых он любил, потеряла его ребёнка. И обе – по его вине.

Господи. – мысленно убивался Ерохин, – И как это у меня получается?

Стенания отступили внезапно под натиском более важного и злободневного. Он понял, что теперь не решится поехать и забрать её из санатория. Неискупимая вина напрочь лишила его власти над Элькой. Он должен испить эту чашу сполна.