Валерий Туманов - Блаженство кротких

– Ладно. Хорош нюни распускать. – дядя Андрей разлил водку по стопкам. – А теперь к делу.

– Ты, – он грубо ткнул пальцем в сторону Полежаева, едва не коснувшись лица, – Хвалишься своей агентурой. – Прозвучало, как вопрос. Юрий напряжённо обдумывал куда клонит Шубин. – И где результат? Похвались. – Юрка набычился. Шубин ухмыльнулся.

– А всё потому, что у тебя в активе лишь шпана и криминал. Какой от них толк в этом деле?

Юрка не ответил.

– Поэтому, ты будешь оформлять всё, что придёт от его бабы, как сведения своей агентуры. – Он потянулся к бутылке и буркнул, – Если придёт, конечно.

Юрий вскинулся в попытке оспорить, – А если там туфта или деза…

– Не ной! Это и от твоих может быть. Вы ребята взрослые. Разберётесь.

Он разлил и громко опустил бутылку на стол. Поднял ребро ладони в сторону Полежаева.

– Чем рискуешь ты ? – потряс ладонью и перекинул её на Ерохина. – И чем рискует он? Вернее, кем… Ты взвесь.

Юрка засопел, но выдавил, – Согласен. – И потянул руку к стопке.

Время текло нестерпимо медленно и казалось вот-вот остановится совсем, словно Сергей подлетал к горизонту чёрной дыры.

Звонок раздался в половине девятого.

– Эля!

– Да, дорогой. У меня всё нормально. Санаторий, как санаторий…

Сергей выкрикнул, не дослушав, – Срочно возвращайся! Всё очень серьёзно. Климов умер.

Гробовое молчание сменилось твёрдым стальным голосом, каждым словом, вбивающим гвоздь в макушку Сергея, – Тем более не вернусь. Мы должны использовать каждую возможность. Целую, жди звонка.

Но он должен был хотя бы попробовать. Перезвонил сам – абонент недоступен.

Дрожащий палец вдавливал буквы: «Выход на связь – ежедневно. Если до девяти нет звонка, я еду за тобой.»

Овечникова не приходила в себя. Состояние стабильное, угрозы для жизни нет. Но жизнь её протекала в ином измерении.

Майор Лотарёв вышел на последователей Атона в социальных сетях. Вычислил активистов, которые, кстати, и не собирались скрываться. Его патрульные группы задерживали солнцепоклонников на рассвете – по берегам Невы, площадкам парков, и даже на крышах домов. Было опрошено девяносто три человека. Семнадцать из них прошли специальное тестирование по диссертационным методикам Лотарёва, разработанным на основе тестов Сонди, шестнадцатифакторных опросников Кеттэлла и множестве других заумных методов, коими пестрил многостраничный отчёт. Осилить его смогли только Мурцева и Байкалов.

Выводы отчёта звучали как вердикт: признаков религиозной тоталитарной секты, да и секты вообще – не обнаружено. Отсутствуют: централизованная структура, лидеры-адепты, незаконное вовлечение новых членов, принуждение, материальное вымогательство и многое другое, включая и явные признаки религии.

Круг замыкался, выводя следствие на исходную точку.

Взволнованный голос Хабибуллина лился из объёмных динамиков салона. Сергей выслушал молча и спокойно.

– Я на кольцевой. Скоро буду.

Два трупа поступили в морги Калининского и Невского районов с интервалом в шесть часов.

Результаты оперативных мероприятий по горячим следам не дали новых зацепок.

Покойные не были солнцепоклонниками. Их смерти выглядели естественными. Но такие версии больше не рассматривались. Поэтому им присвоили номера тринадцать и четырнадцать.

Что у нас в активе?

Ерохин открыл блокнот. Чистый, как разум младенца. И стал по памяти выписывать чёрный список. Он помнил всех.

Записал четырнадцать фамилий. Подумал. Двоим поставил крестики – возможные солнцепоклонники. Пятнадцатым вписал Климова.

Провёл под ним черту. Ниже дописал лодочника и Овечникову (она скончалась накануне, не приходя в сознание).

Этих устранили явно.

Поразмыслив какое-то время, он разделил лист вертикальной линией, и в правой колонке первым вписал Козака, который был дверью на ту сторону. Дверь вела в пустоту и темноту. Ерохин сам прошарил все уголки. Ничего. Убитые горем родители – инженер и учительница, не вспомнили чего-либо необычного. Кроме одного – загадкой остался брошенный горный институт и внезапное желание служить в органах.

Как объяснил отец, они воспитывали в сыне самостоятельность и необходимость отвечать за свои поступки. Поэтому отнеслись спокойно.

Бывшая девушка лейтенанта, также не пополнила дело новыми сведениями. Ни сама, ни проверка её окружения.

Бросивший пост караульный, которого Палыч грозился турнуть со службы, временно сменил форму на больничную одежду из-за кишечной палочки.

Слишком много совпадений. Как в американском фильме.

А ещё, за всем этим смутно проглядывался зловещий облик какой-то секты, или маскирующейся под неё конторы, что подбрасывает клоунов, попадающих в сети Лотарёва. Ерохин явственно ощутил, что им не хватает сил. Тем более, с учётом возможного крота.

Пора привлекать спецслужбы.

Он решительно зашёл в кабинет полковника.

Выслушав, Можайский отвернулся и тяжело вздохнул. – Думаешь ты один такой умный? – он глянул на Сергея с усталостью и тоской, – В этом я пытался убедить Мостового ещё когда ты Климова допросил.

– И что? – Ерохин округлил глаза пятирублёвыми монетами.

– И нечего, – раздражённо сгримасничал Можайский, – Сначала послал. Затем смилостивился и отправил запрос нашим кураторам в ФСБ.

– И что? – выкрикнул Сергей.

– Не кричи, – рявкнул полковник, – Ответ пришёл быстро. Короче, размазали нас по полной. Сообщили, что признаков опасности для государства, а также терроризма и шпионажа не обнаружено. Напомнили, что секты относятся к компетенции МВД. И ещё много чего напомнили, включая отсутствие результатов поиска самописца.

Он выразительно дёрнул лицом в сторону Сергея, мол, так-то. Затем помолчал и добавил:

– А на другой день Мостового вызвали в большой кабинет на мягкий ковёр и передали много чего ещё. Включая попытку переложить ответственность за промахи в расследовании на структуры госбезопасности. – откинувшись на спинку, он подвёл черту, – Так что, помощи от спецслужб не будет. Выгребать придётся самим.

Высокая чугунная ограда, под девятнадцатый век, охватывала несколько гектаров бывшей дворянской усадьбы. Здания санаторного комплекса Ингрия были построены в том же стиле. За корпусами, после клумб, теннисных кортов и гольф-площадки, вздымался лесной массив векового дворянского парка, где скрывались замшелая ротонда и флигель, дожившие с имперских времён.

Сюда не забредали постояльцы. И только здесь, в мерном шорохе вековых лип, Эльку отпускала напряжённость. Она вспоминала что-нибудь приятное. Лес расслаблял и поддерживал её.