Василий Попов - Мой цифровой гений. Дьявол

Он, видимо, не первый был влюблен в этот женский лик на холсте. Поэтому смотрели на него так: «очередной вздыхатель: переболеет, отойдёт, забудет и скоро себе одержимость новую найдёт…»

Василий же был непоколебим и стоек, как пресловутый оловянный солдатик из раннего детства. Такой же смелый, но панически остерегающийся огня.

Он почему-то, глядя на Джоконду, вспоминал Веру. Их трогательные отношения. Минуты близости. Обоюдные признания. Ревности терзания… В его предположениях она должна была уже родить. Поэтому он так и писал в тех самых объявлениях, расклеиваемых им на столбах: «с грудным ребенком на руках…» При этом описывал искомую как предмет любви, страстной, на зависть действующим и популярным теперь поэтам. Ему звонили и писали, уверяли, что если он «ее найдет и замуж вдруг не позовет, то готовы сделать сами ей предложенье о замужестве и венчании священном даже»…

Василий выдохся в поисках, устал. Словно перед самым финишем упал. Но к портрету все же приходил. Как будто здесь он недожил, оставил что-то, какое-то из чувств собственных забыл.

– Здравствуйте, как вы? – Билетерша галереи улыбнулась Василию приятно и знакомо.

– Спасибо, всё без изменений… Стандартно и стабильно.

– Хорошо вам, молодым. Можно влюбиться беззаботно и даже безответно. – Она мечтательно взглянула на Джоконду. – Главное чувство испытать, забыть про все мирское и земное. А здесь… – она вздохнула глубоко, стойку ограждения поправляя, – одни заботы и проблемы… безработица…

– Что-то случилось? – Василий по привычке заботу проявил.

– Остаюсь не у дел. – Женщина, согнувшись под тяжестью проблемы, виновато улыбнулась. – Электронные билеты «выживают» меня, роботизируя процесс прохода в залы вечного, где по определению не должен царствовать прогресс…

– Серьезно? – Василий ёкнул сердцем, или скорее сердце ёкнуло его.

– Да… – Женщина, махнув рукой, попыталась незаметно стереть слезу. – Да я уже и смирилась… давно со всем.

Василий не смирился, забыв о Леонардо и его Джоконде, даже на время и о Вере. Он распланировал стратегию защиты бабы Оли – доброй милой пожилой женщины в кругу музея.

Тактика ведения борьбы его радикально колебалась от саботажа и пикетов до порчи электронных пропускных замков на турникетах на входе в галерею.

Он возомнил себя героем битвы, эпопеи, сражения, что решал исход войны… Его вернуло на землю простое действие – зажжение спички в момент прикуривания кем-то сигареты. В его пылающие, видимо, ненавистью глаза смотрел стоящий в специально отведенном месте курильщик и, в ненависти Василия ошибочно прочтя страсть к пагубной привычке, протянул к нему, к Василию, в руке зажатые атрибуты этой самой пагубности.

Василий отпрянул – в той же «дающей» руке дымилась сигарета. Он мгновенно нашел взглядом огнетушитель и пожарный кран. Вздохнул спокойно…

– Я не курю! Спасибо…

– Извини, я просто подумал…

Василий, не дослушав, ускорил шаг. Буквально побежал. На выход. На свежий воздух. Только б не было дождя. Он влагой тело промокает, несносно Василия отяжеляя и движения его тела сковывая и замедляя.

Она поймала его на выходе. Схватив за тот же самый локоть. Больно, не порвав едва напополам.

– Ты куда?!

– Дела, прости…

– Возьми меня с собой. – Любовь одурманила его запахом гари с пожара, едва перебитым ароматом дорогих духов. – Мы не обо всем поговорили… можно по дороге.

– О чём?

– О нас хотя бы! – Он не видел, но понял – она надула губы, искусственно изобразив обиду.

– «О нас» закончилось в том очаге пожара…

– Но там в возгорании проводка виновата и ещё, кажется, какая-то… шлако… вата…

– Очень старый дом?.. – Василий спешил, избегая столкновений с прохожими.

– Очень. Старее, чем сама бумага… – Любовь же за ним спешила. (Как человек, не чувство, безответное…)

Василий встал. Застыл. Словно пропустив удар, искал не себя в нокдауне, а понимание того, что ей о нем известно. Об отношении его к бумаге. О тонких связях проданной души его и «матричной основы» самого бумажного продукта. Об этом знать не мог никто. Кроме Грюмо и… Веры.

– Откуда ты?.. – Он не договорил, взглянув в глаза напротив, и ощутил, что «окунул» ее вместе с собой в запах азиатской кухни рядом расположенного ресторана. Он, стоя, едва не на себе ощущал процесс термической обработки продуктов на разогретых плитах…

– Не знаю ничего… – Любовь откровенно смотрела в его глаза. – Случайно… в аэропорту услышала диалог двух клерков. О меценатстве, о спасении ненужном, о бессмысленной борьбе за вымирающий продукт, практически о сумасшествии еще вполне молодого ретрограда…

Василий вздохнул, наморщив нос, противясь запахам, идущим с кухни ресторана.

– Продолжай! – Он в сторону ее отвел, придерживая за руку.

– Нашла предмет их обсуждений в Сети, это мне показалось любопытным… На фото пятилетней давности тебя едва узнала…

– И?..

– Сделала снимок твой, – она виновато закусила нижнюю губу, – там, в галерее, недели две назад, сам посмотри…

Она в несколько движений листнула снимки на экране фотоаппарата, приблизив к его лицу кадр в зале со знакомой скамейкой напротив творения Леонардо.

Василий нервно улыбнулся, при этом «смяв» морщинами лицо.

– Но здесь ведь нет никого…

– В том-то и дело… – Девушка убрала камеру от его лица. – Никого. Но в тот момент там находился ты, поверь мне… А это… – она достала из сумки почтальона несколько бумажных фото, – секундой позже тот же ракурс, но сделанный на старый пленочный фотоаппарат.

На черно-белом фото Василий завороженно смотрит куда-то вправо от сделавшего снимок.

– Ты за мной следила?!

– Если честно, да. – Любовь взяла его за обе руки, глядя по-собачьи преданно в глаза, – и, как мне показалось, преуспела в этом не одна.

– Кто еще?!

– Странный… очень элегантно одетый человек, строгий, деловой и в тот же момент сильный, волевой… – Любовь отвела глаза от Василия и посмотрела куда-то вдаль. – Похож на призрака, но во плоти – живой…

– Как ты определила?

– Он меня коснулся случайно, мимо проходя… – Она смочила влагой глаза, словно вернулась из скорбных воспоминаний. – Хотя, наверное, так смерть касается, приходя за бренным телом…

В глазах Василия застыл немой вопрос.

– …Когда я маленькой бежала за отцом и матерью в панической толпе… в момент трагедии в метро, – Любовь вытерла слезу, уводя Василия к уличному кафе, – такое же касание я ощутила от человека, оттолкнувшего меня в сторону от эскалатора. Я помню его взгляд, запах, шероховатость руки, горячей кожи… ее отпечаток красный ожогом с моей шеи и лица еще долго не сходил…